Боже, какой удар! Возможно, ему удалось бы даже обставить все как самоубийство.
Он обдумывал детали, когда появился мальчик. Пришлось все отложить. Он хотел убить леди Линдсей, но пожалел мальчика.
А теперь, возможно, слишком поздно: Линдсей каким-то образом понял, что охотятся на его жену.
Всадник поднял голову и взглянул на чернильно-черные тучи. Ему нужен ночлег и время на размышление: его задача требует другого подхода. Он углубился в лес, собираясь вернуться в свое убежище и взвесить все варианты.
Глава 30
Два дня, не переставая, лил сильный дождь. Земля так напиталась влагой, что на поверхности образовались огромные лужи. Все это время Эвелин угрюмо слонялась по дому, пытаясь обуздать шторм в собственной душе.
Отчуждение Натана задело ее за живое. Поразительно, как быстро их сердца вновь потянулись друг к другу, словно повинуясь какой-то волшебной силе. После трех лет горя и разлуки случилось настоящее чудо. Она обрела то, о чем уже и не мечтала, — собственного мужа.
А сейчас он казался ей таким же далеким, как лежавший в могиле Робби. Со своего места у окна Эвелин видела верхушку каменного херувима.
— Проклятый дождь все не кончается, — проворчала Кэтлин, входя в комнату Эвелин со стопкой сырых простыней. — Удивительно, как нас еще не смыло в море.
«Очень жаль», — подумала Эвелин. После резкого разговора с Натаном в его кабинете она видела мужа всего два раза. Первый раз это было за завтраком, он вежливо отвечал на ее вопросы, но при первой же возможности ушел из столовой.
А второй раз — в детской. Да-да, в детской — последнем бастионе ее страданий. Она, наконец, нашла в себе мужество туда войти. Правда, не сразу: она несколько раз подходила к этой комнате, стояла и смотрела на закрытую дверь, а потом уходила. В очередной раз, все-таки собравшись с духом, она взялась за ручку двери, помедлила и осторожно, затаив дыхание, открыла створку.
Наверное, именно поэтому Натан ее не услышал.
Он сидел на детском стульчике, обхватив лицо руками. Увидев мужа, Эвелин удивленно вскрикнула.
Натан резко поднял голову и быстро поднялся со стульчика. Явно напуганный ее неожиданным появлением, он нервно провел рукой по волосам.
— Прошу прощения, — поспешно сказала Эвелин. — Я не знала, что ты здесь… не хотела тебя беспокоить.
— Входи, пожалуйста, — пригласил он.
Она заглянула в комнату, увидела детскую кроватку с поднятыми боковыми стенками, защищавшими ребенка от падения.
Именно в этой кроватке Робби испустил свой последний вздох.
В детской ничего не изменилось: в маленьком гардеробе по-прежнему висела одежда Робби, под ней стояли в ряд его ботиночки и сапожки. Кроватка была застелена пожелтевшим от времени постельным бельем. На низкой полке, до которой он мог легко дотянуться, аккуратно размещались игрушки.
— Я и забыла, как много у него лошадок и пони, — улыбнулась она.
«Пони» было его первым словом.
Она взяла мягкую лошадку и выглянула в окно, выходившее на маленький розарий. Дождь лил, не переставая, струи воды стекали по оконным стеклам.
— Он часто залезал на подоконник и прижимался лицом к стеклу, — сказала Эвелин и приложила ладонь к окну, потом отступила назад. Лошадка повисла у нее в руке. — Здесь сыро. — Она посмотрела на Натана: — Как ты думаешь, это как-то способствовало его болезни?
— Нет, — тихо ответил он. — Здесь сыро, потому что в комнате давно никто не жил.
Нуда, конечно, он прав.
— Я часто спрашивала себя, была ли в этом моя вина…
— Нет, — быстро сказал Натан. — У него с рождения было слабое сердце, Эви, а лихорадка еще больше его ослабила. Он не мог прожить долго.
Эти слова больно ранили ее сердце, но она была с ними согласна.
— Возможно, все дело в том, что я сама переболела легкой простудой во время беременности. Помнишь, перед самыми родами…
— О Боже! — Натан положил руки ей на плечи, заставив замолчать. — Посмотри на меня, — приказал он. — Послушай меня. Ты была самой лучшей мамой, которую я когда-либо видел, Эвелин. Ты ничем не навредила ребенку. Ничем! Если тебе надо кого-то обвинить в его смерти, обвини меня. Гораздо вероятнее, что причиной его слабого здоровья стало мое многолетнее пьянство.
— Что?
Он уронил руки.
— Я виноват, — сухо произнес Натан. — Я подозревал это с момента его рождения.
— Нет, Натан, — поспешно возразила Эвелин. — Нет-нет, я не позволю тебе себя корить!
Он покачал головой, но Эвелин схватила его за руку и заставила посмотреть ей в глаза.
— Ты все это время полагал, что виноват в его смерти? Он поморщился. Ответом ей был проблеск страдания в его взгляде.
Эвелин обхватила его лицо руками.
— Ты здесь ни при чем, — уверенно повторила она. — Неужели ты, в самом деле, так думал? Нет, Натан, нет. Помнишь, как яростно он боролся за право появиться на свет? В нем была твоя сила. А как отчаянно он сражался с болезнью? Это тоже благодаря твоей силе.
Натан стиснул зубы. Сердце Эвелин разрывалось от жалости. Она и не подозревала, что его терзают знакомые ей бесконечные, жестокие вопросы.
— Ох, Натан, — ласково проговорила она и погладила его по груди.
Он накрыл ее руку своей и прижал к сердцу.
— Похоже, нас обоих мучают одни и те же сомнения. — Он вдруг отступил назад. — Ладно, не буду тебе мешать. Оставляю тебя наедине со своими мыслями.
— Натан, не уходи, пожалуйста…
Но он уже был у двери. Растерянно взглянув на нее, он шагнул в коридор и тихо затворил за собой дверь.
После его ухода по комнате как будто прошелся холодный ветерок. Эвелин опять обхватила себя руками и медленно обвела глазами каждый предмет обстановки.
Она вышла из детской только через час с небольшим. Задремав на кровати няни, она проснулась от промозглого холода и в последний раз остановилась взглядом на кровати Робби. Наконец-то, после стольких лет, сумела посмотреть в лицо судьбе и принять неизбежность смерти сына — принять раз и навсегда.
Теперь ей предстояло сразиться с новыми демонами.
Она как раз размышляла над этим, когда вошла Кэтлин с простынями. Горничная слонялась по комнате и ругала погоду, а Эвелин молча сидела у окна. Внезапно она увидела Натана, идущего с берега реки. На нем были плащ, застегнутый у горла, и широкополая шляпа, с которой ручьями стекала вода.
— Боже мой, нашел время для прогулок, — буркнула Кэтлин. — Так ведь запросто можно простудиться.
Эвелин приложила ладонь к оконному стеклу. Оно было холодным. Натан наверняка замерз.
— Скажите ему, мэм. Вас он послушает.
— К сожалению, моего мужа не интересует мое мнение.
— О вреде дождливой погоды? — недоуменно спросила Кэтлин.
— Обо всем. Он переменился ко мне.
