— Расследование? — переспросила Моника в негодовании и указала на Остина:
— Он нарушил право частной собственности.
Остин не знал, в какой именно момент заулыбался, но, наблюдая за тем, как Моника защищает свое доброе имя, не мог удержаться от восхищения ею. Когда она повернулась к нему, ее глаза сверкали, как голубые кристаллы. Она оборвала себя на полуслове. Остин не просто удивил Монику, а потряс до глубины души. Ее мысли смешались, а слова иссякли. Она никак не ожидала найти в нем своего сторонника. Она бы охотно спихнула его в привычный круг неприятелей, в которых числила всех, кроме бабушки. Ее мир был построен на противостоянии правды и кривды, белого и черного, ее самой и всех остальных. Но Остин смотрел на нее восторженно. Он хотел чего-то от нее, но чего именно? Ее землю? Скот? Деньги, которые она надеялась выручить от продажи? Он сильно отличался от знакомых ей горожан. Никто раньше не смотрел на нее с уважением… Кроме бабушки. Глаза Остина излучали нечто иное. Это пугало ее, порождало желание убежать и в то же самое время сделать шаг навстречу. Она с трудом выносила эту путаницу чувств и мыслей. Ей по душе была ясность. Остин Синклер был подобен разрушительному смерчу, нацеленному на нее. Самое лучшее — держаться от него в стороне.
— Я нарушил право частной собственности, доктор, — подтвердил Остин.
— Знаю, сынок. Я указал это в рапорте.
— В рапорте? — вновь в один голос воскликнули Моника и Остин.
— Разумеется. — Доктор почесал затылок. — Это доказывает, что слух по городу пустил не шериф Йейтс, а…
— Рокси! — щелкнула пальцами Моника.
— По-моему, тоже, — кивнул доктор.
— Кто это — Рокси? — нахмурился Остин.
— Главная сплетница в городе, — пояснил доктор. — Она отравляет существование всем. У нее не сложилась личная жизнь, и поэтому она всюду сует свой нос.
Остин соскочил со стола, позабыв о том, что на нем только рубашка и короткие трусы.
— Я поговорю с ней, Моника.
— Я могу сделать это сама, — парировала она. — Мне не нужна помощь от постороннего.
— Постороннего? — оборвал ее Остин в праведном негодовании. — По-моему, жертва здесь я, а не ты.
— Мистер, ты куда более чокнутый, чем говорят обо мне!
— А как, по-твоему, я должен выглядеть в глазах моих новых соседей после того, как меня подстрелила женщина? — проворчал он.
— Как дурак.
— Вот именно, а мне это не по душе. Если я решу взять дело в свои руки, то никто не помешает мне в этом.
— Прекрасно! — крикнула она, окинув его свирепым взглядом.
Грозовую атмосферу в комнате рассеял смех доктора.
— Да, — присвистнул он. — Давненько не видывал такой перепалки.
— Извините, доктор, — произнесла Моника и после глубокого выдоха спросила Остина куда более спокойным голосом:
— Что ты можешь сказать Рокси такого, чтобы это исправило положение? Поезд уже ушел.
— Не уверен. Будучи лицом пострадавшим, я мог бы пойти к шерифу и заявить, что слухи, пущенные обо мне, клевета и что мне известно, откуда они исходят. Он обязан заставить сплетницу заткнуться.
— Никто еще не поступал подобным образом с Рокси, — улыбнулся доктор.
— Вы серьезно?
— Вполне.
— Тогда вы сами виноваты, что она до сих пор не уймется.
— Возможно, — согласился доктор, беспечно пожав плечами. — Но никакого серьезного вреда ее сплетни не наносили. В Силвер-Спе жизнь текла своим чередом без особых происшествий. До сегодняшнего дня.
Остин перевел взгляд на Монику.
— Тебе стоит подумать о том, чтобы время от времени принимать помощь от других.
— Я ухожу, — заявила она.
Остин не мог понять, что выражает ее взгляд, устремленный на него. Он видел, как пульсирует жилка на ее шее, придавая ей вид волчицы, готовой к прыжку. Наверное, местные жители правы, называя ее чокнутой. Возможно, ему следует быть более осторожным в ее присутствии, как она и предупреждала. Возможно, он должен надеть брюки…
Остин отвернулся, подхватил джинсы и стал натягивать их на себя. Взглянув украдкой на Монику, увидел, что она внимательно наблюдает за ним. Пожалуй, даже слишком внимательно. Он вновь отвернулся от нее, не из скромности, а из желания скрыть торжествующую улыбку на губах. Она хотела его.
— Занимайся своими делами, — предупредила его Моника, после чего стрелой понеслась к входной двери.
— Она всегда так груба? — обратился Остин к доктору — Ага.
— Неудивительно, что ее называют чокнутой. Она всегда воюет подобным образом?
— В большинстве случаев.
— Мужчине нужно быть крепким орешком, чтобы спутаться с такой дикой кошкой, как она.
— Совершенно верно.
Остин застегнул молнию на джинсах.
— Между прочим, у меня есть опыт совместной жизни с эксцентричными женщинами. Я перебрался сюда, чтобы избавиться от стресса, полученного именно от такой жизни. Поверьте, вам не нужно напоминать мне об исходящей от нее опасности.
— У меня даже и в мыслях этого не было, — промолвил доктор и ухмыльнулся, когда Остин покинул дом.
Глава 5
Моника застала Джейка Симмонса сидящим по-прежнему в парикмахерской и, похоже, без особого намерения расставаться со своими закадычными дружками. Они обступили его, как безмозглые перепелки. Будучи крупным мужчиной, Джейк с коварством использовал свои габариты, чтобы подавлять всякого, кто был с ним рядом. Джейк принадлежал к категории шутников, высмеивающих чужие неудачи и недостатки. Моника видела в нем алчного, подлого и самовлюбленного человека. Всякий раз, когда ей приходилось иметь с ним дело, у нее возникало чувство, будто она заключает сделку с дьяволом. Однако в Силвер-Спе Джейк был ее единственным деловым партнером по продаже скота на рынке.
Джейк владел скотопромышленными загонами, знал экспертов из департамента по сельскому хозяйству и каждый год заранее оплачивал дорожные издержки. Он рассчитывался с Моникой наличными, постоянно приговаривая при этом, что она «хорошо ведет дела». Из-за недостатка знаний в делопроизводстве Моника верила ему. В городе Джейк Симмонс был самым богатым человеком.
В парикмахерской, построенной девяносто два года тому назад, причудливо пахло пряным тоником и антисептическим средством для очистки гребней и ножниц. На каждом из деревянных кресел, стоящих в зале, восседало по жителю Силвер-Спе. Лучи утреннего солнца прорезали жалюзи, освещая голубые клубы сигаретного дыма, висящую в воздухе пыль и обрезки волос. Мужской смех дополняло шмелиное жужжание машинки, которой парикмахер брил шею Джейку.
Джейк восседал в парикмахерском кресле, обтянутом черной кожей. Его могучие ноги в сапогах упирались в пол. Густые с проседью волосы волнами ниспадали на широкий лоб. Глубокие морщины вокруг темных глаз свидетельствовали о том, что он необратимо стареет. Весь его облик вызывал в Монике представление о ковбоях минувших лет. Но, едва отворив стеклянную дверь в парикмахерскую и наткнувшись на хмурый взгляд Джейка, она тут же вспомнила, насколько Джейк Симмонс далек от
