дверь лежала во дворе на столярных козлах. Из дома доносились звуки электродрелей и пил.
Пока Луи доставал из грузовика многочисленные коробки и чемоданы, Морин шла вперед, не разбирая дороги. Бросив сумочку в холле, она проследовала в гостиную. Здесь посреди комнаты стояла Шарлин — в облегающих джинсах, шелковой блузке в черно-белую полоску и черных туфлях от Чарльза Джордана на высоком каблуке. На ее шее, руках, пальцах и в ушах сверкали бриллианты общей стоимостью не меньше пятидесяти тысяч долларов. Шарлин повернула свою безупречно уложенную головку и просияла, увидев Морин.
— Морин, ты вернулась! — Она бросилась к девушке и крепко ее обняла. Луи тебя подвез? Ну, как слетала? Нашла хорошего риэлтера? Знаешь, в таких делах самое главное, чтобы человек был надежным. Ты виделась со своей подругой Битей?
Глаза Шарлин так счастливо блестели, что Морин просто не могла на нее сердиться.
— Скажи, пожалуйста, что это ты делаешь?
— Я же говорила, что хочу помочь тебе с ремонтом. Эти люди согласились работать за вполне разумную плату, и я не могла ждать, когда ты приедешь. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Не возражаю?
«О Господи! — подумала Морин. — Эта женщина распоряжается моей жизнью, как своей. Это надо прекратить немедленно!»
— Тебе следовало сначала посоветоваться со мной. Только я могу принимать такие решения.
— Пожалуйста, не сердись! Я звонила тебе несколько раз, но никто не отвечал. Ты вроде говорила, что у тебя есть автоответчик.
— Я его упаковала, — отозвалась Морин слегка смущенно.
Шарлин снова расплылась в улыбке:
— Знаешь, я отлично провела время! Давно уже у меня такого не было. И потом, я взялась только за самое неотложное. Теперь у тебя есть вода, и крыша больше не протекает Ко Дню благодарения ожидаются холода, и я подумала, что тебе будет приятнее встретить праздник в теплом доме.
Морин охватило ощущение внутреннего тепла, которое возникало у нее всякий раз, когда она общалась с Битей Шарлин — замечательная подруга! Интересно, что она скажет, узнав, что ее предсказание насчет Майкла сбылось? Эта женщина от всего сердца желала ей добра, и, наверное, не стоит слишком строго ее судить.
Морин взглянула на отремонтированный потолок гостиной.
— Не протекает?
— Нет.
— Ив ванной есть вода?
— Есть, — подтвердила Шарлин.
— Просто рай!
Шарлин усмехнулась:
— До рая пока очень далеко. Тебе предстоит еще много работы, чтобы довести этот дом до ума.
— Знаю, но обязательно это сделаю.
— Когда прибудет вагон с твоими вещами?
— На следующей неделе Тогда я все здесь разберу. Мне не хотелось бы расставаться с этой мебелью — А почему бы тебе ее не отреставрировать? Я позвоню своему дизайнеру в Хьюстон, она прилетит сюда и быстренько все сделает.
— Мне неудобно просить тебя об этом.
— И не проси. Это будет мой подарок тебе на новоселье.
Добро пожаловать домой. Мори! Я рада, что ты вернулась.
Морин оглядела засыпанный опилками пол, новый потолок, покоробившиеся стены и обняла свою новую подругу.
— Я тоже рада.
— Ничего у тебя с ней не выходит, — холодно сказала Барбара сыну.
Они разговаривали в ее в кабинете, занимавшем все левое крыло дома. Здесь были беленые стены и полы из мексиканской мозаики, застеленные персидскими коврами, которые бабушка Барбары купила в Индонезии в 1842 году. Барбара сидела в красном испанском кресле с высокой спинкой — очень старинном и невообразимо дорогом (оно принадлежало королеве Марии Луизе, умершей в 1714 году).
Александр кипел в душе, но сдерживал свои чувства. Ему слишком часто приходилось спорить с матерью, и он знал правила игры.
— Подожди. Не могу же я прямо сейчас взять и сделать ей предложение. Так я ее просто спугну.
— Она в одиночку везет на себе огромное ранчо. Уэс сказал мне, что она заказала втрое больше кормов, чем надо.
Они сгниют, прежде чем она их израсходует. И такие ошибки она совершает на каждом шагу.
— Вот и радуйся. Значит, когда-нибудь она не выдержит и откажется от своей земли.
— Да, ты прав. Наверное, со временем она поймет, что совершила самую большую ошибку, оставив себе это ранчо.
У нее нет ни способностей, ни знаний, ни силы воли, чтобы им управлять.
— В этом я не уверен. Она не так уж и беспомощна.
Александр вспомнил, как она обставила его в Остине… еще один промах, который ему, по счастью, удалось скрыть от матери.
Барбара сняла трубку нового, программируемого телефона, установленного неделю назад. Нажатием одной кнопки она могла автоматически набирать больше двух дюжин номеров. Барбара питала слабость к механическим штучкам с кнопками. Она взглянула на Александра:
— Какой телефон у Морин?
— 445-4568. А что?
— Сейчас узнаешь. — Она набрала номер. — Морин?
Добрый день, это Барбара Котрелл. Какие у вас планы на День благодарения? Мы с Александром хотим пригласить вас на обед. Вы сможете оказать нам эту честь? Прекрасно. Мы будем обедать около трех. Я скажу Александру, чтобы он заехал за вами в два и привез к коктейлю. До встречи.
Барбара положила трубку. Красный огонек на телефоне погас, показывая, что линия освободилась, и тут же затренькал звонок. Прежде чем ответить, она махнула рукой, отпуская сына.
— Смотри не опоздай на обед, Александр.
Но он не нуждался в этом предупреждении.
Морин прекрасно выглядела в черной шелковой юбке и белом свитере из ангорки с аппликацией из стразов. Она стояла рядом с пылающим камином, пытаясь согреться. В Техасе было не по сезону холодно, а в машине Александра не работал обогреватель.
Шейн вошла в гостиную, как всегда, с театральной помпой. На ней были джинсы с дырками на коленках, черно-белые сапоги с большими отворотами, носки в блестящую полоску и тонкий шерстяной кардиган с большим воротником по моде середины пятидесятых годов. Светло-русые волосы топорщились во все стороны, как солнечные лучи На веки девушка нанесла четыре оттенка розового, на щеки и вдоль бровей наклеила блестки. Она перевела взгляд с Морин на Александра:
— Где мама?
— Я вижу, ты решила одеться к обеду в консервативном стиле, — отозвался Алекс, — может, сначала поздороваешься с нашей гостьей?
— Привет, — буркнула она, — где мама?
— Прямо за твоей спиной, — сказала Барбара, проплывая мимо дочери.
Она была, как всегда, красиво одета, и Морин впервые заметила, как удивительно похожи Барбара и Шейн. Шейн была чудаковатой копией матери. Морин спросила себя, не кроется ли причина их натянутых отношений в обычной женской зависти, но тут же отбросила эту мысль. Ни Шейн, ни Барбара никогда не стали бы завидовать друг другу.
— Что ты хотела, Шейн? — спросила Барбара, усаживаясь на старинный диван.
