– Ему и незачем,– сказал Феликс.– Встретиться с нами – значит подтвердить слух и доказать нашу состоятельность.
Окажись Феликс сейчас на площади, он все же освистал бы этого преемника Петра, который не нашел ничего другого, как процитировать Библию – непререкаемый источник для всех христиан. Голос Папы был твердым и по-отечески любящим. Он напомнил Феликсу собственного отца, который точно так же журил его за ошибки.
– «Тогда если кто скажет вам: вот, здесь Христос или там,– не верьте»,– продолжил понтифик.
Откуда-то из глубины прошлого до Феликса долетели отцовские слова: «Слушай меня, сын. Слушай внимательно».
Папа распростер руки, будто желая заключить всех пришедших в объятия.
– «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных».
Клубок воспоминаний разматывался дальше, и вот уже Феликс смотрел на самого себя, девятилетнего, видел руки отца на плечах, слышал горькие слова: «Повтори, что я сказал, Феликс. Ты не еврей. Повтори».
– « Вот, Я наперед сказал вам », – отдавался голос понтифика у Феликса в голове, хотя он больше не видел ни его, ни собора, ни площади.
Всю жизнь его преследовал образ безликого мальчика в ермолке, бегущего через Центральный парк от толпы мальчишек, гонящих его с криками: «Жид, жид, покажи рога!»
– «Итак, если скажут вам: вот Он, в пустыне,– не выходите; вот Он, в потаенных комнатах,– не верьте».
– Повернись же, малыш. Дай увидеть, кто ты, – прошептал Феликс.
– «Ибо, как молния исходит от востока…»
Мальчик обернулся.
– «…и видна бывает даже до запада…»
Как в старой семейной киноленте, он склонил голову и улыбнулся.
– «…так будет пришествие Сына Человеческого».
– Феликс, зачем он это говорит? – сокрушалась Мэгги. Но Феликс не слышал ее. Он смотрел в свое собственное лицо, лицо девятилетнего мальчишки. Мать по секрету рассказала ему легенду под названием Хаггада, о том, как евреи бежали от фараона, и дала маленькую шапочку с наказом не надевать ее на людях. Он не утерпел и похвастался ею перед приятелем, который тут же растрепал друзьям, что Феликс – еврей. Хуже всего была не погоня, а реакция отца, когда он узнал о случившемся. Он отвел Феликса домой к приятелю и стал убеждать его родных, что Росси не иудеи.
– «И вдруг, после скорби тех дней, солнце померкнет, и луна не даст света своего…»
Феликс готов был провалиться сквозь землю. Тщетно умолял он отца не ходить к остальным. Отчаявшись, мальчик выбежал на улицу.
– «…и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются…»
Он даже не видел машины, которая сбила его и тащила квартал по дороге. Все, что осталось в памяти,– это машина « скорой помощи », больница и лицо человека, которого он потом узнал по плащанице. Их встречу он запомнил навсегда, и каждый день, прожитый после, мечтал ее повторить.
– «.. .Тогда явится знамение Сына Человеческого на небе… О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один».
Феликс подошел к Мэгги и обнял ее, проникнувшись общим духом уныния, словно их надежду объявили вне закона. Он помог Мэгги лечь, сел рядом и взял ее за руку. Папе, видимо, передалось настроение собравшихся на площади людей, поскольку заканчивал он в ободряющем ключе:
– Братья и сестры, плащаница Христова принадлежит Церкви и охраняется самым тщательным образом. Ответственные лица уверяют, что она в целости и сохранности. Никакой кражи реликвии или ее части не было и быть не могло.
Мэгги поникла головой. По площади прокатился отчетливый вздох.
– Однако,– добавил Папа,– если есть где-то женщина, уверенная, что вынашивает Сына человеческого, я скажу ей…
Мэгги подняла глаза.
– ...что Пресвятая Богородица тоже была простой смертной. Она, как и ты, носила свой плод в скорбях и лишениях. Тебе же и всем будущим матерям посвящаю эту молитву: «Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с тобою…»
Глава 54
Аэропорт Шарля де Голля
Отец Бартоло слушал окончание речи понтифика в пустом зале ожидания авиакомпании «Эр Франс». Когда он повторил за Папой «аминь» в конце Ангельского приветствия, его сердце наполнилось отчаянием. Верховный Пастырь сделал то, что считал правильным,– оградил верующих от заблуждения. С точки зрения Церкви Папа не мог поступить иначе. Знай он, что удалось выяснить Бартоло, его речь была бы совершенно иной. Хранители плащаницы все же кое-что упустили.
Бартоло пошарил в чемодане и вытащил запечатанный кремовый конверт, который предполагал пустить в дело, если Феликс Росси станет отпираться. Исповедь Сэма Даффи изменила его планы, поэтому конверт так и остался невостребованным. Зато он встретился с Мэгги Джонсон, как оказалось, простой горничной. Она не католичка, но верит в то, что носит Христа, и готова пожертвовать жизнью ради спасения ребенка с генами из плащаницы. Больше всего Бартоло поразила ее болезнь. Эти приступы, называемые иначе
