Поэтому первой, с кем пошел танцевать Мартин, была Келли. Они составляют поразительно красивую пару, с болью в сердце думала Энн. А с ней Мартин не более чем вежлив. Жалея, что не сидит рядом с Брюсом в машине с мигалкой, где хотя бы знала, кто она такая, Энн сказала:
– Келли просто очаровательна, Нина.
Звенящим голосом та ответила:
– Она оставила графа. Она вернулась сюда насовсем. Они с Мартином снова поженятся. Ради Тори.
Шампанское пролилось из бокала Энн на платье. Она опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз. Ну конечно! Почему она раньше не догадалась, что для приезда Келли должна существовать весьма серьезная причина? И что она может быть связана с Тори?
Келли и Мартин снова пара. Келли, Мартин и Тори – семья. Дрожащими пальцами Энн стряхнула капли с платья и совершенно искусственным голосом воскликнула:
– Посмотрите, что я наделала, неуклюжая! Пожалуйста, извините меня, Нина. Пойду попробую высушить это в дамской комнате.
Энн встала. Тысячи сверкающих огней расплывались у нее перед глазами. Она изо всех сил сдерживала слезы: если бы они полились, их было бы уже не остановить.
В дамской комнате перед зеркалом стояли вазы с красными розами. Может быть, удастся просидеть здесь до конца вечера, подумала Энн. По крайней мере, здесь Мартин меня искать не будет… Он вообще не будет меня искать. Он снова женится на Келли, матери Тори. Слава Богу, что мне хватило ума не рассказывать ему о своей беременности. Но что буду чувствовать я, давая жизнь его ребенку и зная, что Мартин для меня потерян навсегда?
Другие женщины входили и выходили, болтая и смеясь. Через некоторое время Энн встала, подкрасила губы и направилась в заднюю часть дома, где грохотал рок, вспыхивали и гасли разноцветные огни. Пройдя в глубь комнаты, она увидела Джима, махавшего ей рукой.
– Искал вас везде! – крикнул он. – Даже в бальном зале. Как вам это понравится? Давайте танцевать.
Все было лучше, чем немое отчаяние, в тисках которого корчилась Энн. Поэтому она стала танцевать, с трудом двигая руками и ногами. Музыка гремела, и разговаривать было невозможно, что для Энн оказалось весьма кстати.
Когда гитары и ударные смолкли, Джим повел ее к буфетной стойке, уставленной изысканными кушаньями. Энн подносила ко рту креветку, когда заметила на другом конце комнаты широкие плечи Мартина. Она попыталась спрятаться за кем-то, но слишком поздно: он уже увидел ее. Энн могла бы снова сбежать в дамскую комнату, но упрямство и гордость заставили остаться на месте.
Мартин подошел к ней; даже в полутьме было видно, что он кипит от негодования.
– Где, черт возьми, ты была? – прошипел он.
– Танцевала с Джимом. – Который, как она заметила, увлеченно поедал ананас, словно Мартина и не существовало.
– Пора бы тебе потанцевать со мной.
– Я так не думаю, Мартин. Возможно, ты и одеваешь меня, но я тебе не принадлежу.
Дыхание со свистом вырывалось из его груди.
– Я дважды танцевал с Келли. Я танцевал с ее матерью, что было незабываемым опытом. Я танцевал с матерью Джима и двумя его сестрами. А теперь я потанцую с тобой.
– Я не хочу с тобой танцевать!
Он взял ее под руку.
– Обсудим это где-нибудь в другом месте.
Мгновение Энн одолевало желание устроить сцену – возможно, от этого ей стало бы легче. Но Лоутоны принимали ее с таким радушием, и Джим был добр к ней на свой манер – они не заслужили от нее такой черной неблагодарности.
– Отпусти меня, – попросила Энн. – Я пойду по собственной воле или не пойду вообще.
Мартин с невольным восхищением посмотрел на нее.
– Ты не в духе. Но я исправлю тебе настроение.
Он медленно провел руками от ее плеч до запястий. Легонько сжав пальцы одной руки, Мартин поднес их к губам и поцеловал каждый в отдельности. Энн словно приросла к месту, ярость и желание боролись в ней. Наконец она вырвала руку и бросила Джиму:
– Я вернусь! Очень скоро!
Энн зашагала по танцевальной площадке, но, прежде чем дошла до ее края, вновь зазвучала музыка. Она резко повернулась к Мартину.
– Ты хотел танцевать. Давай потанцуем.
Музыка грохотала в такт биению сердца, она отдалась ее ритму, в чувственном движении забыв обо всякой осторожности. Энн танцевала так, как никогда в жизни, ее глаза сверкали, тело извивалось, щеки раскраснелись отнюдь не только из-за танца. Мартин не отрывал от нее взгляда. При последних аккордах он закружил ее, а затем, обняв, крепко поцеловал в губы. Энн, со всей страстью ответившая на поцелуй, словно издалека услышала восторженный свист. Мартин резко отстранился.
– На виду у публики, – сказал он. – Очень плохо.
Он снова держал себя в руках и владел ситуацией. В то время как Энн стала вдруг безвольной, как
