– За Оливию – где бы она сейчас ни была!
Анжелика прикончила кальвадос одним глотком, после чего, несильно размахнувшись, безжалостно разбила бокал о край стола. После нее это сделал Джеймс, а вслед за ним и Септембер. Маргарет, скептически скривив губы, поступила как остальные.
После этого Джеймс поднялся со стула и вышел из комнаты. Женщины остались у стола. Кальвадос понемногу начал действовать, и сковавший их ужас отступил.
Хотя Маргарет обожала Оливию, эта молодая женщина не являлась неотъемлемой частью ее бытия, как было в случае с Бухананами, чьи судьбы были нераздельно связаны с ее судьбой. Они готовились противостоять властям и общественному мнению, защищая интересы Оливии, но что, если Оливия и в самом деле убийца? Этот вопрос раз за разом эхом отзывался в мозгу Маргарет. Похоже, Бухананов этот факт ничуть не смущал, но сможет ли она, Маргарет, поступиться своими принципами и посмотреть на убийство сквозь пальцы?
С другой стороны, не выпить с Бухананами она просто не могла. Это настроило бы против нее Джеймса, Септембер, Анжелику и, как знать, возможно, всех их друзей и даже жителей деревушки.
«Черт, – подумала она, – неужели жизнь человека стоит в глазах Бухананов так дешево, что обсуждать убийство, по их мнению, не имеет смысла?»
Маргарет представила себе смеющуюся, исполненную радости Оливию и с недоумением пожала плечами. Неужели эта страстная, чувственная натура могла хладнокровно убить человека, к тому же своего любовника? Подумав, Маргарет пришла к выводу, что ответ, в общем, найти легко. При определенном стечении обстоятельств каждый человек способен на убийство, и сомневаться в этом просто глупо. Более того, Оливия скрылась от властей, а это одно могло служить доказательством ее причастности к преступлению. Маргарет чувствовала: с этого дня мысль о том, что Оливия – убийца, будет неотступно ее преследовать, в то время как Бухананы просто-напросто отмахнутся от всего, что будет хотя бы в малейшей степени искажать идеальный образ Оливии, который они создали в своем воображении. И это более всего пугало и тревожило Маргарет.
Но тут ее размышления были прерваны, поскольку в холл вернулся Джеймс с черной эбонитовой шкатулкой под мышкой. Поставив украшенную инкрустацией шкатулку на стол, он сказал:
– Прошу всех передать мне свои разбитые бокалы. Я положу их сюда и в тот день, когда Оливия вернется в Сефтон-Парк, велю склеить.
Септембер, которая к тому времени окончательно оправилась от потрясения, произнесла:
– Оливия боготворила жизнь и ее радости. Она всегда жила моментом и тому же учила нас. Мы все обязаны ей за те бесконечные праздники жизни, которые она устраивала, когда бывала с нами. Мы любим ее за красоту тела и щедрость души. И это неудивительно: нет человека, который устоял бы перед ее обаянием. Со своей стороны обещаю: я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь ей выпутаться из этой истории. Уверена, то же чувствует и думает каждый, кто считает себя ее другом. – Сказав это, она встала из-за стола и вышла из комнаты.
– Мы все должны иметь в виду, что принц Али был не только весьма обаятельным сукиным сыном, но еще и садистом, который заманил Оливию в свои сети и заставил ее жить в созданном его воображением и усилиями мире извращенной чувственности. Оливия много раз твердила и себе, и нам, ее друзьям, что, как только этот искусственный мир ей наскучит, она вырвется из золотой клетки на свободу. У Оливии был сильный характер. Она верила в то, что говорила, и в ее слова свято верили и все мы. И вот теперь это свершилось! К черту принца, скажу я вам, к черту! Она любила его, а он ее использовал. – Анжелика поднялась и вслед за Септембер вышла из холла.
Глава 3
Джерри и Симми Хейвлок завтракали в саду. Джерри протянул руку, взял со стола газету, раскрыл и замер: с разворота на него смотрела Оливия. Фотограф «Гардиан» запечатлел ее в тот момент, когда она, закинув голову и распахнув руки, будто желая заключить в объятия весь мир, беззаботно смеялась. Джерри даже показалось, что он слышит ее мелодичный смех.
Он пробежал глазами статью под фотографией и заявил:
– Невероятно! – Поднявшись с места, он обошел вокруг стола, вручил газету жене и сказал: – Сегодня буду поздно, так что к обеду не жди.
Прежде чем Симми успела сказать хоть слово, Джерри уже шагал прочь.
Автомобиль Джерри стоял на подъездной дорожке у входа в особняк. Он торопливо распахнул дверцу, уселся за руль, и машина тронулась с места. Старший садовник Прингл бросился открывать ворота. Джерри помахал ему рукой и, проезжая мимо, одарил самой любезной улыбкой, на какую только был способен. Прингл снял кепку и, заглянув в салон, произнес:
– Доброе утро, сэр!
– Доброе утро, Прингл. Не останавливаюсь, потому что опаздываю.
Прингл глянул на часы и в недоумении покачал головой. Хозяин явно что-то напутал, поскольку выехал из ворот даже раньше, чем обычно. Джерри был удивительно пунктуален и все двадцать лет, что Хейвлоки прожили в Сефтоне-под-Горой, выезжал из дому в одно и то же время.
Симми Хейвлок взяла газету и стала читать об Оливии. Прочитав, сразу же подумала о своем сыне Рейфи. Боже, как же он любил эту женщину! И наивно полагал, что она тоже его любит. Впрочем, Оливию любили все Хейвлоки, и, хотели они того или нет, эта женщина вошла в их жизнь, чтобы остаться в ней навсегда.
Оливия обладала удивительным свойством: умела проникать глубоко в душу. Чем чаще вы с ней встречались, тем больше стремились к общению. В ней имелось все то, чего не хватало вам в повседневной жизни и о чем вы страстно мечтали, хотя и не отдавали себе в этом отчета. Симми задумалась: ну почему она не раскусила эту натуру раньше? До того, как Оливия, Рейфи и Джерри предали ее и стали ей лгать, лицемерно скрывая горькую правду.
Прежде чем Оливия отняла у нее Джерри и Рейфи, она любила их – слепо, безрассудно, не задавая вопросов и ничего не требуя взамен. Она и теперь их любила, но уже с оглядкой. А как же ее любовь к Оливии? Ведь она, Симми, тоже поначалу ее любила! Что ж, это чувство было растоптано и отброшено в сторону, как негодная ветошь, и не Симми, а стараниями главных мужчин в ее жизни – мужа и сына. Все это она давно им простила, хотя ничего не забыла. С тех пор никто из Хейвлоков никогда не заговаривал о том,
