Анюта (мягко). Костя замечательный… Только почему в подметки?
Рита (сердито). Я над ним потешаюсь. Над Костей. Это у меня язык такой. А на самом деле… Костя как живет? Как будто каждый день открытие делает. Всему удивляется. Дятла увидел — удивляется. Солнце за озеро садится, как пожар полыхает — удивляется. Подснежник первый весной увидит — у него лицо счастливое.
Анюта (ласково). Как это ты верно подметила. Точно.
Рита. С Костей ходишь и сама всему начинаешь удивляться. И то замечаешь, на что внимания не обратила бы. С ним интересно… весело… и будто ты лучше сама…
Анюта. Вот верно! Верно.
Рита. А этот… Валерий Шипов! Как будто он все видел, все знает… Врет небось наполовину. Его-то уж ничем не удивишь. Он только нашей простоте удивляется — провинция! С ним побудешь и будто ниже станешь.
Костя брякнул, уронил молоток. Рита рассердилась.
Подслушиваешь?
Костя (не в силах удержать улыбки удовольствия). И не думал.
Рита. Все слыхал?
Костя (честно). Все.
Рита. Это я нарочно, чтоб тебя разыграть, говорила. (Уходит в дом.)
Костя. Она правду сказала?
Анюта. Сейчас неправду. Раньше правду.
Костя. И я так думаю. (Присматривается к кустам.) Смотри, щегол! Ну, красавец… Ух ты, гляди.
Анюта. Тебе щегол важнее человека.
Костя (философски). Какой щегол, какой человек. (Тихо, чтоб не спугнуть щегла.) Ты погляди — крылья у него черные, а на них желтые зеркальца… (С сожалением.) Улетел! Спугнули… Щеглы, они знаешь какие… Да ты не слушаешь.
Анюта (тоскливо). Я слушаю. Ты вон как щегла расписал, а что у меня сердце не на месте, не заметил.
Рита выходит из дома на террасу, встряхивает тряпку.
Рита. Я полы мыть собралась. Интересно, кто мне воду принесет? Я всю в самовар вылила.
Костя. Я мигом. (Уходит с ведром.)
Рита. У других и мусор и беспорядок другие. Какие-то грязные. А у Ивана Степаныча все сухое. Сухие травы и цветы… и птичьи перья… и крылья… и старые книги… и как-то удивительно пахнет… Будто собрали ворох сухих листьев и цветов… или высушили сено на лугах, но еще не сгребли.
Костя принес воду.
Костя. Хватит ведра?
Рита. Хватит.
Все помолчали.
Анюта. Они так дружно жили с Марьей Кирилловной.
Анюта села на ступени террасы. И Рита чуть выше. А Костя стоит.
Костя (застенчиво). Он мне сказал один раз, что встретил Марью Кирилловну, когда ей тринадцать лет было, а ему пятнадцать. И сразу полюбил. А их сына на войне убили, он только-только кончил школу. У Марьи Кирилловны с тех пор что-то с сердцем случилось.
Анюта. Она ведь от сердца умерла. (Помолчав.) А еще он сказал…
Костя (смущенно). Он сказал… Любовь бывает только одна… (Как бы оправдываясь.) Он так сказал. Он, наверно, знает. Он ведь учитель.
Анюта (уверенно). Конечно.
Рита (с сомнением). Ну да — одна! Это какой человек. У меня не может быть одна.
Костя (с огорчением). Не может…
Анюта. Чего хочешь на себя наговорит.
Рита. Если мне каждый день другое нравится… Разве я виновата? (Встает.) Вы тут самовар ставьте. Иван Степаныч придет, чтоб именинный стол был готов. (Уходит с ведром в дом.)
Анюта и Костя хлопочут около самовара, накрывают и украшают стол. Входит Стасик.
Анюта. Стасик пришел! (Заботливо.) А ты не рано вышел после болезни?
Стасик. Мне с завтрашнего дня в школу разрешили. И мама поправляется.
Анюта. Смотри не простудись. (Усаживает Стасика.) Здесь не дует. Если б ты не пришел сегодня, Иван Степаныч нисколько не обиделся бы.
Стасик. Мне очень хотелось.
Выходит Рита, отжимает тряпку.
Рита. Пришел Стасик? Правильно сделал. В такой день нельзя не прийти. Все придут.
Стасик. И Валерий придет. Он обещал.
Анюта (с удовольствием). Ну конечно. Он теперь по- настоящему вошел в класс. Как будто всегда был с нами.
Рита (запела). «Слыхали ль вы?..»
Входит Макаров. Высыпает из всех карманов шишки.
Макаров. Шишек для самовара набрал. А вот эта — смотрите — чистая кикимора. Сидит на сучке и замышляет что-то, носом вынюхивает.
Анюта (ласково). Точно. Точно. Толя Макаров сразу все
