отойдет на расстояние суток пути.
Сеня довольно кивнул и снова обвел взглядом всё руководство ацтекского войска. Жрец с командармом багровели от злости, но возражать посланнику Чимальпопоке не решались. Только их взгляды говорили Рабиновичу о том, что эта сладкая парочка сделала бы с ним, будь ее воля. Кинолог презрительно усмехнулся и, не прощаясь, вышел из палатки, нос к носу столкнувшись с Капелькуалем.
– Ты чего тут делаешь? Подслушиваешь? – грозно поинтересовался Сеня.
– Не без этого, – пожал плечами трактирщик. – Вы же знаете, нам, торговцам, чрезвычайно важна любая информация, чтобы правильно распорядиться вложением капитала. Вот я и делаю всё, что в моих силах, для добычи этой информации. Кстати, у меня есть для вас небезынтересные новости, которыми я и готов поделиться. За определенную мзду, конечно, – и увидев удивленный взор кинолога, хлопнул себя по лбу. – Ой, о чем это я? Совсем забываю о нашем с вами договоре и о том, что все мои услуги оплатит тлатоани по возвращении в Теночтитлан. Ну, не могу о прибыли не думать! Понимаете…
– Может быть, болтать перестанешь и перейдешь ближе к делу? – недовольно поинтересовался Сеня.
– Конечно, конечно! Как скажете, – согласился трактирщик. – Дело в том, что я тут оживил кое-какие мои старые связи и договорился для вас о встрече с вождем восставших тольтеков. Это милейший человек, к тому же чувствующий к вам благодарность за спасение пленных. Он ждет вас в укромном месте внутри Теотнуакана. Если хотите, я провожу вас немедленно.
– Позже, – покачал головой Сеня. – Сначала поужинаем, а потом пойдем. Пошли со мной к нашему лагерю, а заодно и расскажешь, что еще смог узнать.
Новостей оказалось не так уж и много, да еще и большинство из них новостями можно было назвать с натяжкой. Капелькуаль, который, как и все торговцы Мезоамерики, во время поездок занимался не столько добычей прибыли, сколько шпионажем, попав в Теотнуакан, быстренько восстановил свои старые связи среди повстанцев. Его агенты и подтвердили версию о том, что рык Попова в начале битвы был всеми принят за голос Уицилопочтли. Кецалькоатль тут же исчез, а сломленное таким быстрым бегством своего божества войско бросилось наутек.
Впрочем, причина отступления была, конечно, не только в воплях криминалиста. Как поведал Рабиновичу трактирщик, большинство тольтеков давно считают восстание обреченным и выходят на такие, подобные сегодняшнему, сражения лишь потому, что считают позорным прослыть среди своего народа трусами. К удивлению кинолога, Капелькуаль сказал, что подавляющая часть восставших не верит, что рядом с их войском иногда появляется Кецалькоатль. Тольтеки думают, что он еще не вернулся в Мезоамерику и высылает им в поддержку лишь свою астральную проекцию, которая и рассеивается под действием силы Уицилопочтли. Восставшие уверены в том, что настоящий Кецалькоатль никогда бы так позорно не бежал от своего главного противника.
– Вот это новость, – покачал головой Сеня. – Получается, что мы за миражем гонялись?
– Я не знаю, что такое мираж, но если это то, что я думаю, то хочу сказать – вы ошибаетесь, – протараторил Капелькуаль. – Верховный жрец Кецалькоатля, путешествующий с восставшими, утверждает, будто лично общался с Крылатым Змеем, и тот, дескать, велел сражаться с захватчиками и верить, что он скоро вернется в страну и дарует верным тольтекам победу. А жрецы, как всем известно, никогда не врут!
– Святая наивность, – хмыкнул Рабинович. – Ладно, встретимся с этим жрецом, сами всё узнаем. Что еще у тебя нового?
Трактирщик вновь затараторил такой скороговоркой, какой позавидовал бы любой современный дистрибьютор. В этот раз в его информации ценности для экспедиции было еще меньше. То есть ценность в ней была, поскольку Капелькуаль говорил именно о ценах на всевозможные товары здесь, в Теотнуакане, и о возможности спекуляций ими, но Сеню она не впечатлила. Конечно, в любое другое время Рабинович бы не преминул воспользоваться особенностями местного рынка для получения прибыли, но сейчас, когда для его бездонных карманов были открыты кладовые Чимальпопоке, возможность заработать пару сотен бобов какао кинолога не интересовала. И встрепенулся он только тогда, когда Капелькуаль заявил, что вождь восставших хочет наградить его за спасение пленных.
– С этого и надо было начинать! – возмутился кинолог. – И какую награду он предлагает?
– Рыночную стоимость каждого спасенного человека, – ответил трактирщик. – По сто бобов какао за голову…
– Пусть он себе эти бобы какао в задницу забьет! – возмутился Рабинович. – Меня интересуют только золото и драгоценные камни.
– Золота у тольтеков почти нет, из драгоценных камней в основном один нефрит, да и бобы какао, боюсь, вождь себе в задницу забивать не будет – экономически не выгодно, да и удовольствия никакого, – задумчиво проговорил Капелькуаль и нарвался на злобный взгляд Рабиновича. – Но не волнуйтесь, гражданин начальник, что-нибудь мы придумаем. Вы пока ужинайте, а я к восставшим сбегаю и вернусь, – и с этими словами абориген умчался в сторону развалин города.
– Идиот, – констатировал кинолог, глядя ему вслед, а затем вернулся к поджидавшим его друзьям.
Новости, принесенные Сеней, встретили почти равнодушно.
Попов оттого, что весь вечер разрывался между двумя желаниями – зарисовать остатки Теотнуакана и плотно поесть. Ну а поскольку одновременно готовить ужин и запечатлять руины в лучах заходящего солнца Андрюша просто не мог, он страшно злился из-за отсутствия Капелькуаля, на которого можно было бы взвалить большую часть дел, и обещал оторвать ему голову, когда вернется. Впрочем, эти угрозы никто всерьез не воспринимал. И лишь одна Тлала поглядывала на развоевавшегося толстяка с явным одобрением. Девушка-богиня, кстати, да Ахтармерз оказались единственными членами экспедиции, кто внимательно выслушал Сенин рассказ. Тлала выдвинула предположение, что вероятность создания своей проекции Кецалькоатлем весьма велика, а образованный Горыныч тут же принялся объяснять людям, какими именно способами можно подобную операцию провернуть. Ну а поскольку в технических терминах его мира российские милиционеры ничего не смыслили, то попросту велели Ахтармерзу заткнуться. На что тот тут же обиделся, увеличился в размерах и дохнул на людей своим желудочно-кишечным газом. Когда его захотели отшлепать за такое свинство, Горыныч спрятался под телегу и не вылез до тех пор, пока не получил индульгенцию.
Жомов Сенины известия воспринял совершенно по-своему. Узнав о том, что утром ацтеки уйдут и у тольтеков появится шанс заново собрать войско, омоновец обрадовался и заявил, что готов на спор со своей ротой гвардейцев разогнать всю тольтекскую рать. Ачитометль его поддержал, но победу своим подчиненным прочил лишь при двух условиях: во-первых, если Кецалькоатль окажется всего лишь проекцией, а во-вторых, если Попов пару раз рявкнет в сторону противника. Андрюша от этого предложения лишь отмахнулся и повернулся к Рабиновичу.
– Сеня, что-то не пойму, зачем тебе всё это нужно: ацтеков разгонять, новое войско повстанцев собирать и с их вождем встречаться? – недоуменно поинтересовался Попов. – Завтра сходим в пещеру, и все проблемы решатся.
– Был бы ум, помер бы от дум, а мозгов нет, прождешь сто лет, – констатировал Сеня. – Андрюша, а если эта пещера, о которой тебе поведал старый маразматик, который в ней, к тому же, никогда не был, окажется просто сказкой? Где мы тогда Кецалькоатля возьмем? И как без него к Оберону вернемся?
– Так ты всё-таки согласен, что Оберон готов уничтожить наш мир? – встрепенулся криминалист.
– Согласен или не согласен, это дело пятое, – уклонился от прямого ответа Рабинович. – Но ясно как божий день, что без Кецалькоатля нам отсюда не выбраться. Да и встретиться с эльфийским владыкой всё равно нужно!
– А-а, делай, что хочешь, – махнул рукой Андрей, прекращая дискуссию. – В конце концов, лишняя перестраховка еще никому не помешала.
– Мальчики, а о чем вы говорите? Кто такой Оберон? – истряла в разговор Тлала. – А эльфы? Они такие же забавные, как эта ваша зверюшка? – девушка грациозно кивнула головой в сторону Ахтармерза.
– Сама ты зверюшка! – обиделся трехглавый пожиратель насекомых и юркнул под телегу, прежде чем Рабинонич запустил в него первым, что попалось под руку. – Прекратите детей обижать, а то я прокурору пожалуюсь.
– Ты найди его здесь сначала, прокурора-то, – фыркал Сеня и посмотрел на девицу. – Про Оберона и
