радетель, за нас.
– А вы перед всевышним за меня будьте предстателями.
Так, с обоюдными поклонами, и договорились они.
Узнал старец Ермил, что в обители запащиванцы объявились, и всколготился: вот бы и ему к ним пристать. Ничего, что он беспоповец иного толку, для ради такого случая к филипповцам причислит себя.
Не согласившись в минувшее время принять огненную смерть, прежний его дружок старец Силантий внезадолге своей смертью преставился, а он, Ермил, все еще живет опостылевшей жизнью, да вот выдался счастливый случай помереть. Может, и других старцев из своей скитской братии уговорит умориться запащиванием. Нет, отказались они от этого. Озлобился на них Ермил и ушел из стаи. Упросил, чтобы запащиванцы его к себе приняли, обещая прежде всех запостить себя. Хватит места в часовенке, чтобы еще одну колоду поставить, где бы ему лежать.
Ин и быть по сему. Вкупе смерть и красна и легка. Скитские мужики-трудники приволокли выдолбленные колоды и разместили их в тесной часовенке, – только для прохода было место оставлено, и каждому пришлась впору извечная его домовина. Старец Ермил был невелик ростом, и ему маломерная колода в самый раз подошла. Вот и последнее ложе им уготовлено. Свечной монах каждому в изголовье прилепил восковую свечку, чтобы теплилась она капельным огоньком, подсвечивая путь душе. Ложитесь на свой вековечный покой, благоуветливые старцы.
– Сходи, отец Гервасий, к ним. Может, примут твое священство и исповедоваться захотят, – сказал Денисов Флегонгу-Гервасию. – Может, согласятся и отходную себе выслушать. Потрудись для них.
Флегонт согласился, хотя и предполагал, что эти беспоповцы встретят его без особого дружелюбия. Вошел он в часовенку, осуждающе посмотрел на расставленные по полу колоды, на копошившихся около них старцев и начал свою беседу с увещевания.
Похвалил старцев, что они не хотят подчинять душу свою пришедшему в мир антихристу, но берут на себя тяжкий грех насильного умерщвления своей плоти. И без того не столь далек день праведной их кончины. Ну, а уж ежели они такие противники власти антихриста, то отважиться бы им и принять на себя обет великого подвига для ради избавления всех христиан – живущих как в суетном миру, так и в пустынных обителях, – избавить всех от наваждения сатанинского. Умудренному жизнью старцу смерть не страшна, она его избавительница от жизненной тяготы, и примет он ее с ликованием, когда сотворит благодатное на веки веков.
Старцы перестали недовольно сопеть и коситься на незваного увещевателя, навострили уши, заинтересовавшись узнать, что такое собирается предложить им явившийся поп. Чтобы как-то прославить себя – такой честолюбивой гордыней они не обуреваемы, но в меру сил своих каждый хотел бы богоугодное совершить. Говори, поп, к чему свою речь ведешь.
А вот к чему: последние дни своей жизни хорошо бы старцам потратить на то, чтобы задаться непременной целью где-нито повстречаться с царем Петром, приблизиться вплотную к нему как бы для изъявления открывшейся им важной истины да недрогнувшей рукой вонзить кинжальное острие в сатанинское его сердце. Вот и подвиг свершится, придет людям избавление от антихриста, и ради того никакие муки их не устрашат, а приняты будут с душевным ликованием. В лоно праведников и святых перейдет имя свершителя сего подвига, и лик его иконописно запечатлится для людского поклонения.
– Антихриста призываешь сразить? – изумленными, широко раскрытыми глазами смотрел на Флегонта старец Пров. Остальные старцы, притаив дыхание, смотрели на попа, стараясь лучше вникнуть в его слова, и вдруг Пров, вперемежку с кашлем, неистово захохотал: – Ну, поп… ну, чудной!.. Ну, придумал же!.. – с трудом выговаривал он прерываемые смехом слова. – Безразумен ты, поп. Несмышленей младенца малого… Да ужель ты не знаешь, какую силу супротив человека антихрист имеет? Ежели он на самого бога злобствует, значит, знает силу свою. Все светлое, ясное – богово, а все темное, смрадное – от антихриста. Поделено так меж ними, кому чем владеть. Он, антихрист-то, может свои чудеса совершать. Приближусь к нему хоть бы я такой, только руку на него подниму, а она в един миг отсохнет. Только намерюсь ногой его пнуть, а нога уже недвижимая. Захочу гневливое слово произнести, да вместо того язык изо рта тряпкой вывалится. Как же простому человеку антихриста-царя одолеть?.. Был бы он смертный, как все, – давно бы на него управа нашлась. Недоумок ты, поп!
Так, осмеянный старцами, Флегонт и ушел от них. Ни исповедоваться, ни увещеваться никто не захотел, а также и молитву отходную слушать. Сами ее себе пропоют.
Старец Пров и по своим годам и по той отповеди, какую дал приходившему в часовню попу, признан был запащиванцами за старшого, и его слушались беспрекословно. Он ввел распорядок, как им всем в ожидании смертного часа вести себя: лежать в колодах смирно, не переговариваться и не докучать друг другу; для ради приближения кончины не только ничем не питаться, но и не пить, как бы ни одолевала жажда; покуда силы не ослабели, по малой нужде, а в случае необходимости и по большой выходить наружу, дабы тут не смердило; свечки жечь бережливо, памятуя о том, что монах больше не принесет. Сперва над одним какое- то время посветятся, потом – над другим; забыв все земное, бренное, шепотливо превозносить богу и его угодникам канон или молитву: оживи окаянное сердце мое постом страсто-убийственным.
Старец Ермил умилялся своему счастью сподобиться лежать рядом с истинными запащиванцами и подобающе складывал на груди руки, – только и оставалось что душу из телесного плена высвободить.
Не сразу приловчились старцы спокойно лежать: и тесно, и неудобно было, и укрыть себя нечем, а промозглая осенняя сырость и хлад до костей пронимали. Сказал Пров, чтобы воду не пить, и, как нарочно, у каждого стало во рту и в горле пересыхать. Попробуй старец удобнее повернуться – локти в стенки колоды упрутся, голова совсем запрокинется, в груди давить начнет, в спине и в боках ломота. Кряхтя и охая, поднимается, посидит старец в колоде, ровно в корыте, а и сидеть ему все не то и не так. А старец Пров сердито ворчит, укоряя непоседливых. Нет, это он самим собой недоволен, тому, что не может в колоде как следует грузное тело свое уместить. Выйти бы, ноги слегка поразмять, и, оправдывая себя, неуемного, отец Пров для всеобщего сведения сообщает:
– До ветру мне надобно.
А воротится – другому подняться приспичило. Кстати слышно, что по крыше дождь шебаршит, можно к лужице наклониться (понятно, чтоб никто не видал) да горстку водицы испить, зачерствевший язык увлажнить.
– О, господи милосердный, хоть бы какой дерюжкой укрыться, чтобы сон поскорей одолел.
Нескончаемо долгим первый день показался, а и другой не короче, хотя по осенней поре рано смеркалось, да вечер-то сколь длинен, а потом ночи конца-края нет, и никак не дождаться запоздавшего рассвета. А на что он нужен, рассвет-то?.. Так бы уж впотьмах навсегда и забыться от тягостного бытия. Трудно провели еще один день, другой…
