своему отцу, окружит себя сторонниками старинных порядков и будет противником всего, что делал его дед.
Петр чувствовал себя словно в пустыне, в полном и страшном одиночестве.
– Кому же все отдать?.. – спрашивал он, будто сейчас вот, сию минуту некий собеседник вразумит его своей подсказкой. И словно сквозь туман опять нахлынувшего забытья, видел он князя Якова Федоровича Долгорукова. – Князь, друже… – ласково шептал ему Петр. – Ты раб мой верный. Добрыми и смелыми делами прославил себя. Не только сам из шведского плена вырвался, но спас еще других и привел вражеский корабль. Обещал возвеличить тебя и возвеличу. Станешь, княже, управлять кораблем по имени «Государство Российское» и вести его по волнам бурного моря житейского. На тебя могу положиться. Примешь, княже, отечество, кое тебе отдаю?..
А княже Яков исчезал из тмяного видения, и Петр вспоминал, что Яков Долгорукий умер пять лет тому назад.
Но есть же, есть сподвижники. Неправда, что в пустыне он.
Голицын-князь… Михайло Михайлович Голицын мальчишкой был записан в «барабанную науку» при Семеновском полку. Был участником Азовского похода и получил тогда свой первый офицерский чин, а потом стал капитаном.
Петру не нужно было заглядывать в послужной список своих сподвижников, – каждого из них знал, как самого себя.
При штурме Нотебурга он, царь, отдавал приказ на отступление, а Михайло Голицын велел оттолкнуть от берега лодки со своими солдатами, чтобы себе и подчиненным отрезать путь назад, и новым штурмом взят был Нотебург. Участвовал Голицын в битве при Ниеншанце, Нарве и Митаве, разбил шведские войска генерала Росса при местечке Добром. За участие в битве при Лесной получил чин генерал-поручика, и Петр сказал ему тогда:
«Проси, что пожелаешь».
И удивился, услыхав в ответ:
«Прими в прежнюю милость разжалованного в солдаты Репнина».
«Да разве ты не знаешь, что он твой враг?»
«Знаю, – отвечал Голицын. – Но знаю и то, что Репнин сведущ в ратном деле, любит отечество, предан тебе, и – что может значить личная вражда между нами, когда отечество нуждается полезными людьми?!»
В Полтавской битве командовал Голицын гвардейцами и преследовал шведов до Переволочны, где они сдались в плен. Был участником Гангутского сражения и одержал победу над шведским флотом при Гренгаме.
Он, Михайло Голицын, имел мужество отказаться подписать смертный приговор царевичу Алексею, и Петр тогда не разгневался на него.
Голицын… А сводный брат Иван – деловит, разумен, справедлив.
Вот с каким наследником, тоже сыном общего их отца, следовало бы делить двухместный трон, а не с тем братом Иваном, скорбным главой и телом.
Нет, не в пустыне он, царь Петр! Есть в отечестве достойные люди.
– Есть кому отдать все, – прошептал он.
– Что отдать, Петруша? – спросила не отлучавшаяся от него Екатерина.
– Бумагу и перо, – нетерпеливо потребовал он.
– Писать хочешь?
– Писать… Отдам все…
– Мне?.. – с загоревшимися глазами подалась к нему Екатерина. – Мне, Петяшенька?..
– Что – тебе?
– Отдашь все?..
Преодолевая новый приступ боли, он скривил губы, вот-вот готовый от негодования дернуться шеей, и таким ненавистно-уничтожающим взглядом окинул Екатерину, что это было яснее всякого ответа.
Она оторопела и, нервно сжимая задрожавшие пальцы, поправилась:
– Ему отдашь?.. Данилычу?..
– Ему надобно на плаху, вслед за твоим Монсом, – тяжело и хрипло молвил Петр, начинавший задыхаться от гнева. – Дай бумагу, – повторил он.
«Писать хочет… Сейчас напишет… Все сейчас решится… А мне – в монастырь, в Сибирь…» – вихрем проносились у Екатерины мысли. Тяжелее, чем Петр, стала дышать она, ужасаясь неотвратимого и страшного, что ожидало ее.
– Бумагу, я сказал… Перо…
Петр хотел приподняться и сесть, но лишь сильнее вдавливал локти в края подушки и чувствовал свою беспомощность. «Сказать ей, чтобы поддержала спину?.. Нет, сам…» Но приподняться не сумел. Тогда, положив лист бумаги на свою записную книжку, кое-как стал выводить пером: ОТДАЙТЕ…
Екатерина впивалась взглядом в каждую букву и читала дальше – ВСЕ…
«Напишет, укажет, повелит, кому отдать… Не дать ему, не дать продолжить…» – тот же вихрь мыслей и мгновенно принятого решения захватывал ее.
– Не надо… Петечка, не надо… Петечка, не надо… – выкрикивала она, навалившись на него всей
