В последнее время Екатерина возымела шутливую привычку осведомляться – с чем явился посетитель? Улыбаясь, протягивала руку, жмурила глаза и нетерпеливо шевелила пальцами в ожидании гостинца. Вполне довольствовалась конфеткой, фруктом или ягодкой и, в свою очередь, вознаграждала гостя бокалом крепкого венгерского. Светлейший князь был ежедневным посетителем и привык являться с данью, уже ставшей обязательной, а ежели случалось, что не было в кармане ничего, шел к Елисавете, у которой всегда имелись сласти.
За венгерским или другим напитком обсуждались насущные дела как частного, семейного, так и общего, государственного значения. Бывало, что при звоне бокалов скорее решались вопросы, еще не обдуманные господами верховниками. Оставался нерешенным вопрос о будущем вот этого императорского дома и самой России. Не вечны люди, все под богом ходят…
Вроде бы и рано о смерти помышлять, но и надежд на то, что заживешься, – мало. Третьего дня опять схватили колики в боку и в животе, опухли ноги. Эскулапы говорят, что это все от неблагоприятного образа жизни. Надо, дескать, изменить привычку, и при аккуратном лечении здоровье будет поправимо. Но случалось не совсем так, а вернее – совсем не так. Екатерина и лекарство принимала далеко не аккуратно и не могла отказывать себе в невинных удовольствиях. Не пила уже, а только размачивала в вине бублики или печенья. И этого нельзя? Ну, тогда и вовсе захиреешь.
В жизни мать должна превыше всего ставить интересы своих детей. У нее, Екатерины, две взрослые цесаревны. Судьба одной – благодаренье богу – полностью устроена. Анна теперь уже отрезанный ломоть от семейного царского каравая. Под клятвой письменно заверила, что ни она сама, ни ее муж, ни будущие дети не посягнут на Российское тронное место. Вместе с мужем герцогом живет здесь, как в гостях, а подлинный их дом – пока в голштинском Киле, а потом – бог даст – в шведском Стокгольме будет. Елисавета – невеста Любского епископа, но помолвки и обрученья пока не было, да и не хочется спешить, неволить дочь, нерасположенную к жениху, а к тому же и скорбно будет отправлять тоже и ее за море. И на попечении Екатерины еще внук – великий князь Петр Алексеевич. Кому из них придется унаследовать российскую корону?..
Советовалась с Меншиковым и с другими доверенными лицами – суждения оказывались разные. Вице- канцлер Остерман предлагал послать отрока Петра учиться за границей, а в это время объявить наследницей Елисавету и короновать ее. Меншиков был против этого, а Толстой сказал, что ежели императрица отдаст кому корону, то все ее оставят. Но медлить с решением было опасно потому, что здоровье Екатерины явно ухудшалось.
Вершителем успеха в спорных дворцовых делах всегда было войско, и герцог голштинский говорил Толстому, своему единомышленнику:
– Хочу серьезно просить себе у государыни чина генералиссимуса, а еще лучше, если б мне просто отдали Военную коллегию, я бы тогда силен был в войске и верен ее величеству.
– Изрядно, – кивал головой Толстой. – Извольте промышлять к своей пользе, что вам угодно.
Толстого страшила мысль – если наследником престола объявят малолетнего Петра, тогда ему, Толстому, не обобраться бед, и он был тоже за Елисавету.
По давней дружбе сообщил светлейшему о намерении герцога заполучить Военную коллегию и сделал вывод, что голштинец смотрит на Россию как на средство добыть себе шведский престол.
Меншиков возмутился и отправился к Екатерине, которой взволнованно говорил о том, что все русские люди неодобрительно и с опасением глядят на шведа, сумевшего во многом преуспеть, и у того все алчнее разыгрывался аппетит. Неужто ради того вели столько лет войну со Швецией, чтобы ее бесправный выкормыш голыми руками завладел Россией?
– Ну, Данилыч, ты все преувеличиваешь. Говорил Карл о твоей коллегии, но я посмеялась этому. Не волнуйся и не расстраивай себя. Твое – все при тебе. Давай-ка лучше чокнемся, – потянулась к нему Екатерина с налитым бокалом.
– Значит, все мое – при мне? – переспросил светлейший. – Так ты сказала?
– Так.
И подтверждением тому был легкий перезвон бокалов.
– Вот и ладно, вот и хорошо! – подвела итог Екатерина.
Ободренный ее заверением, Меншиков начал открыто нападать на герцога голштинского. Посылал к нему оскорбительные повеления, оказывал в публичных встречах явное неуважение, всячески давал почувствовать свое превосходство. Велел отнять у герцога остров Эзель, пожалованный ему еще царем Петром в пожизненное владение, и получение доходов с тех островных земель.
XII
У Меншиковых торжество. Граф Петр Сапега и его отец пожаловали в Петербург для обручения Петра со старшей дочерью светлейшего – Марией.
С Невы к вбитым у берега сваям причаливали новоманерные речные суда: верейки, ботики, эверсы, карбасы – парусные и весельные – и пестро раскрашенные лодки. Прибывшие в изысканных нарядах гости по специально для них проложенным трапам поднимались на набережную к подъезду дворца светлейшего князя. На Неве, во всю ее ширь и даль, в праздничные летние дни любимым развлечением многих петербургских хозяев было катание по реке. В сенатском указе по сему случаю говорилось: «Для увеселения народа, наипаче же для ради лучшего обучения, искусства и смелости в плаваньи» розданы безденежно от казны парусные и гребные маломерные речные суда градожителям в их постоянное пользование при условии: «Ежели какая трата на какое судно придет, то владелец повинен будет такое ж заново сделать и никак не менее того, а ежели более – на то воля его самого, на потомки его и наследники, и то будет похвально». Для постройки и починки таких судов возведена партикулярная верфь на Малой Неве. Каждое судно надлежало соблюдать в чистоте и исправности, и строго отмечалось, что «если суда даны, дабы ими пользоваться так же, как на сухом пути каретой и коляской, а не как навозной телегой».
Кто скажет, что такое было плохо задумано? И задумано хорошо, и выполнялось многими хозяевами с большой тщательностью и охотой.
Установлен был такой порядок: в летние царские дни, а то и в церковные двунадесятые праздники, в разных местах города вывешивались сигнальные флаги, а на крепостном флагштоке поднимали морской штандарт. Это означало, что градожители приглашаются выходить на водный праздник. Другим людям и людям подлого звания – любоваться, а хозяевам разных судов выезжать на оных и выстраиваться на Неве у крепости. Кто из хозяев не явится, с того взимать потом штраф. «Ты почему, такой-сякой, не был? Или к полицмейстеру под кнут захотел?..» Собравшиеся на Неве суда назывались невским флотом, а командующим над ними был адмирал граф Апраксин, шутливо называемый сухопутным адмиралом. Проплывал он на своей
