Переписка Этьена де Турне не оставляет на этот счет никаких сомнений. В ней повествуется, как черные каноники Сен-Жан-де-Виня в Суассоне затевают открытую борьбу против своего аббата Гуго. Эти каноники, посланные руководить тем, что называли «приорство-курия», жили как приходские священники, что весьма мало располагало к соблюдению устава. Аббат Сен — Жан-де-Виня хотел сохранить свою власть над этими канониками-кюре: он намеревался оставить за собой право сменять их, отзывать и возвращать в аббатство всякий раз, как найдет это уместным. Но это не входило в расчеты каноников, и против своего начальства они обращаются за поддержкой к епископу Суассонскому. Потом дело передается в римскую курию. Аббат и епископ начинают тяжбу, но в Риме, как всегда, процедура тянется до бесконечности; потеряв надежду увидеть ее завершение, стороны передают свое дело третейским судьям, которые высказываются в пользу аббата. Этьен де Турне написал по этому поводу взволнованное послание Папе, в котором сурово осуждал каноников-кюре за стяжательство, что запрещено их уставом, и использование денег для подкупа епархиальных властей и расположения епископа в свою пользу.
В аббатстве Сент-Аман в Турне монахи пожаловались на своего аббата архиепископу Реймсскому и отказались повиноваться. Архиепископ велел Этьену де Турне провести расследование, и последний отчитывается о выполнении поручения следующими словами: «По вашему приказу, отец мой, я прибыл в Сент-Аман, где встретил очень нелюбезных монахов. Сии мятежники упорствуют в бунте и, возможно, помрут нераскаянными. Им не в чем упрекнуть своего аббата — это человек образованный, целомудренный, сдержанный и миролюбивый. На что же они жалуются? На то, что он более склонен к экономии, нежели к мотовству, на то, что пальцевой азбуки[2] им недостаточно для того, чтобы передать слова «бобы», «сыр» или «яйцо»». Ну и предлог! Этьен добавляет, что решил наказать зачинщиков бунта, переведя их временно в другой монастырь с запрещением выходить из него под угрозой отлучения. Но мятежники послушались его не больше, чем своего аббата, и нашли возможность отпущения своих грехов у архиепископа Реймсского, на что с негодованием сетует епископ Турне.
Со столь же горячей жалобой он обращается к епископу Буржскому, который поддерживал монахов Сен-Сатюра, монастыря в Берри, в конфликте с их аббатом. Едва аббат давал понять, что собирается призвать братию к порядку и соблюдению устава, как те жаловались архиепископу. И последний настолько верил их лжи, говорит Этьен, что предписал аббату не наказывать строго ни одного монаха, пока не закончится судебное разбирательство по делу тех, кто обратился к епископскому правосудию. Но Этьен де Турне совершенно справедливо замечает архиепископу, что подобный приказ — катастрофа для монастырского духовенства. Теперь в аббатствах нет неукоснительного послушания, а царит беспорядок, разложение и хаос во всем. Он умоляет архиепископа вернуть аббату Сен-Сатюра право, освященное уставом св. Бенедикта и соборными канонами: строго наказывать проступки этих монахов, назначать, сменять и отзывать должностных лиц, находящихся под его властью.
Еще в письмах Этьена де Турне содержится история некоего Николя из монастыря св. Мартина в Туре. Тот, вечно враждуя со своим аббатством, в один прекрасный день бежал из обители, украв печать общины, изготовил подложные письма против всех, кто его обвинял, и, вооруженный этими документами, отправился в Рим жаловаться. Этьену пришлось писать Папе, дабы предостеречь его от наветов беглого монаха, отчего в начале письма у него и вырываются слова о всеобщем зле, от которого страдал весь монашеский мир: «Стало очень частым и привычным делом, когда в наших святых обителях оказываются сыны раздора и неповиновения, любящие суды и споры, сеющие ненависть между братьями, коим любо взращивать скандалы и способствовать губящим нас междоусобным распрям, делая из нас предмет насмешек для иноземцев».
Когда аббат — человек малопочтенный, мот, он обычно ладит с такими монахами, подстрекая их против немощных стариков, и, поддерживаемый таким образом наиболее сильной и беспокойной группировкой общины, растрачивает имущество аббатства. Факты подобного рода нередки; в частности, нам известно, опять же от Этьена де Турне, об аббате св. Мартина в Туре по имени Жан, который пользовался этим средством, провоцируя самые ужасные скандалы. Архиепископу Реймсскому и турскому епископу пришлось строго наказать его. Аббат Жан под угрозой отлучения безропотно подчинился, исповедался в своих грехах и подписал пергамент, дав на Евангелии следующие обязательства: «Обещаю вечно хранить целомудрие, регулярно присутствовать на службах, есть в трапезной с монахами, спать с ними в дортуаре, давать обеды в своих покоях лишь для уважаемых гостей, брать с собой, когда мне понадобится представлять интересы монастыря вне его стен, пожилых и скромных братьев, в отношении которых не могут пойти бесчестящие слухи; не позволять ни одному монаху выходить без сопровождения, если того не требует настоятельная необходимость, а особенно — не допускать, чтобы молодые монахи покидали аббатство для посещения представлений, рынка, мест светских развлечений; наконец, не принимать никакого решения, не посоветовавшись предварительно с собранием шести монахов, назначенных епископом из числа старейших братьев». Этот ряд обещаний дает полное представление о поведении некоторых настоятелей аббатств.
Сообщенных в письмах Этьена де Турне фактов достаточно, чтобы пролить свет на внутренний порок, дезорганизующий и разлагающий старинные бенедиктинские конгрегации: склонность монастырского сообщества отвергать власть своих начальников, аббатов, и опираться в сопротивлении им на внешние власти. Но лучше всего показывает, насколько глубоко укоренилось зло, междоусобная война, разразившаяся тогда в ордене Гранмона и продлившаяся около семидесяти лет.
Орден Великой Горы в Лимузене, основанный в 1073 г. Этьеном де Мюре, имел изначально один из самых строгих уставов. Как цистерцианцы и картезианцы, монахи Гранмона, на первый взгляд, доходили до крайней степени аскетизма. Одной из характерных черт их устава была абсолютная изолированность монахов, стремление уклониться от любого контакта с миром, избежать всякого беспокойства и забот мирского порядка, дабы погрузиться исключительно в молитву и преимущественно духовные труды. Еще основатель ордена пожелал, чтобы забота о материальных интересах была поручена только братьям- послушникам, то есть мирским братьям, обязанным обеспечивать существование и ухаживать за монахами настоящими. Последние должны были целиком посвятить себя духовной жизни. Намерение превосходное, и первое время по основании все шло хорошо. Но когда на протяжении XII в. орден, осыпанный дарами королей, знатных баронов и верующих Англии и Франции, значительно разбогател денежно и территориально, а монахи Великой Горы все еще не могли ничем заниматься и даже не имели права писать письма и составлять акты, пришлось значительно увеличить число братьев-послушников для управления имуществом. К началу правления Филиппа Августа орден Гранмона представлял собой любопытный феномен — монашескую корпорацию, состоящую из малого числа монахов и управляющую бенефициями при помощи двадцатикратно превышающей ее по численности корпорации светских управляющих. Монахи ничего не желали знать и не знали о материальном состоянии своих монастырей; послушники, принадлежащие к ордену лишь внешне, напротив, держали в руках все деньги, все домены, всю власть. И вот последние, имея за собой численное преимущество и материальное могущество, совершенно естественно пришли к мысли, что представляют сам орден и фактическое управление конгрегацией, а стало быть, должность генерального приора — главы центральной обители Гранмона и должности отдельных приоров в дочерних общинах должны принадлежать им. Как выражались писатели того времени, особенно поэт Гио де Провен, был ниспровергнут естественный порядок вещей. Монашеская община, возглавляемая и руководимая послушниками-мирянами, становилась, по часто приводимому в связи с этим сравнению, телегой перед лошадью.
Столкновение церковного и светского элементов ордена стало неизбежным. Война разразилась в 1185 г. из-за избрания генерального приора, когда у монахов был свой кандидат, а послушники выдвинули на эту должность другого. Раскол продлился три года, и потрясение, оказавшееся его следствием, задело все обители ордена. Во всех монастырях Гранмона братья-миряне лишали монахов владений, заключали их в кельи, едва давая им что-то для пропитания, дурно обращались с ними и даже без колебаний изгоняли. Какой скандал! Епископы, короли, Папы посредничали, пытаясь положить этому конец и установить мир между враждующими собратьями, но едва посредники отворачивались, как борьба возобновлялась еще сильнее и все начиналось заново.
В 1188 г. в результате напряженных усилий папства и правительства Филиппа Августа уже казалось, что договорились об окончательном мире. Папа Климент III аннулировал избрание двух генеральных приоров, оспаривавших управление орденом, и заставил избрать третьего, которому большая часть гранмонцев поклялась повиноваться, возобновил орденские привилегии и одобрил устав. Со своей стороны,
