но та мертво вцепилась в протянутую руку. Тогда мужик, хорошо отведя назад локоть свободной руки, прямым ударом в лицо повалил старуху на пол вагона. Но слишком уж наивен оказался этот толстячок! От дальней стены вагона отделился двухметровый детина. Он без разговоров двинул в живот бедолагу. И тот, несмотря на то, что был маленького роста и пузатый, согнулся в три погибели. Затем здоровяк быстрыми движениями пошарил по карманам потертой кожаной куртки и нашел там не только ручку, но и лопатник скорчившегося толстяка. Явно оставшись довольным пересчетом купюр (получка, подумалось мне), детина вышвырнул тело в открывшиеся двери и протянул подбежавшему было менту пару купюр бордового цвета, в двух словах объяснив сложившуюся ситуацию. Поднимаясь по каменным ступенькам вестибюля «Примы», я краешком глаза заметил, как первый и подоспевший на подмогу второй мент тащат наверх обвисшее тело. Я усмехнулся, большей частью про себя, и, давая проход спешащим блюстителям правопорядка с нарушителем оного, подумал, что все мы дерьмо: я – потому что не заступился за этого жалкого человека, менты – так как они продажные, здоровяк – из-за своей тупости и безапелляционности, толстяк – так как слишком мелочен и из-за этого, возможно, оставил семью не только без получки, но и без кормильца (думаю, менты хорошо оторвались на беззащитном работнике на Систему), наконец, старуха и молоденькая – они пытаются сыграть на сострадании, присущем каждому человеку. Мне стал противен не только я сам, но и окружающий мир со всем его людским дерьмом. «Мы слишком слабы, – я рассуждал, – дабы наравне сражаться с окружающей действительностью. Поэтому мы стараемся прикрыться различным дерьмом, со временем, сами того не замечая, становясь им и считая, что так и должно быть». И эта мысль охватила все мое существо и вылилась в нижеследующее.
Люди – говно.
Мы идем по вестибюлю станции метрополитена, и впереди маячит фигура бомжа. Мы готовимся встретиться с ним глазами и просто опускаем их в плиточный пол. Мы игнорируем человека, продающего газеты. Да, он одет в поношенное белье. Да, от него немного разит мочой. Да, все это есть, но мы специально опускаем глаза, чтобы не признавать поражение цивилизации в борьбе за право на существование. Мы это делаем нарочно. Мы – это люди. Люди – дерьмо.
Бомж, продающий в вестибюле газеты, дабы хоть как-то легально прокормиться, дал себе зарок в том, что пить больше не станет ни капли. Подходит женщина и протягивает червонец. Говорит: «Газеты не надо». Скованно улыбается и уходит, растворяется в толпе. За день таких подачек набирается штук пятнадцать. И он ощущает преддверие праздника. Уже не так тоскливо смотреть на мир! Бомж покупает спиртягу... С утра остался без работы, денег, крыши над головой. На дворе зима. Бомж – человек. Люди – говно.
Наступая ногой на
Мы срем теперь полиэтиленом и другими передовыми технологиями повсюду на Земле. Для нас не осталось недостижимых пространств. Но мы забыли, откуда мы пришли. Правда, мы никогда этого и не помнили. Жили, работая в Системе, как шестеренки в часах. Время вырезает наш мозг и вместе с ним нашу память. Мы больше ничего не помним более десяти секунд, и строчка из книги забывается с первым дуновением ветра. Все, что от нас останется, – тлеющие в земле останки. Душу мы давно продали дьяволу, Системе значит. Мы отнекиваемся от других вариантов развития человечества из-за убеждения, что движемся в сторону вечного счастья. По нашему мнению, Система – наивысшее достижение в организации жизни человечества. Мы слишком часто оставляли
Я иду по глухой улице, и меня останавливает старикан. Он просит помочь ему донести газовую плиту со ступенек до тачки. Я говорю, что у меня нет времени, меня ждут. Старик машет рукой в мою сторону, и я ухожу. На самом деле меня никто нигде не ждет. Я наврал. Я вру каждый божий день, я перестаю различать грани действительности и лжи. В моем сознании все становится единым – что ложь, что правда. Так же и с остальными людьми. В результате мы имеем мир, составленный из грез и надежд, реальность, сама природа вещей в таком мире отступает и уходит вместе с прожитыми годами. Системе выгодно такое дерьмо. Мы более не доверяем никому из-за собственного вранья. Дерьмо внутри нас, оно на дне наших душ, оно разъедает нас, и мы умираем, пораженные, как чумой, всем тем дерьмом, которое совершили в жизни. Мы – это люди. Люди – дерьмо.
Если вы ходите по громадному продуктовому магазину и выбираете продукты для семьи, то помните, что, когда вы берете сметану, лучше сначала поднадавить на пластмассовый стаканчик и убедиться, что упаковка герметична. Все очень просто: двадцать кубиков отбеливателя в сметане – и вы отравите всю вашу семью! Если вы покупаете холодец, проверьте герметичность крышки. Ведь ее так легко снять и незаметно для контролеров плюнуть внутрь желеобразного параллелепипеда! Через неделю вы узнаете, что вы и ваша семья заболели гепатитом Б. В мясном отделе здоровенный мужик отвешивает вам полтора килограмма охотничьих сосисок. Если он подозрительно лыбится без повода, то, придя к себе домой, лучше раскромсайте эти сосиски перед приготовлением. Сделайте это, чтобы не пришлось хирургу вынимать заостренные железные предметы, вроде иголок для шитья, из мягких тканей вашей или кого-нибудь из вашей семьи ротовой полости. Ведь это был его последний день на работе... Опасностей много, но все они исходят от одного объекта – человека. Мы забыли, что Господь создал нас по образу и подобию своему. Мы забыли или не хотим помнить завещанное нам. Мы просто люди, размазанная по земному шару тонким слоем громадная куча испражнений. Мы – люди. Люди – дерьмо.
Самое легкое движение – вниз по наклонной плоскости. Оно очень нравится нам. Мы – люди. Люди = дерьмо... Вы знаете, что такое «автобусный терроризм»? А ради чего создавал нас с вами Господь? Ради насилия над себе подобными? Ради этого?! Нет. Но Бог создал нас по образу и подобию своему и наделил разумом, и только нам, а не Господу, необходимо руководить каждому собой. Самый легкий путь путник преодолевает, спускаясь с горы. Нам же надо на нее сначала подняться, дабы видеть величину содеянного Господом на этой планете, познать всю глубину его проницательности и нырнуть в глубины мироздания... Ну а пока я могу лишь констатировать тот факт, что ЛЮДИ – ДЕРЬМО. И это про нас с вами. Без исключений!
Меня кто-то окликнул... Или показалось? Нет, опять кто-то зовет. Зовет снаружи. Зовет!
Я выбрался из ужасных и тяжелых мыслей сегодняшнего дня и в момент различил на эскалаторе, движущемся в противоположную сторону, ее лицо. Она звала. Я не понял до конца еще, что происходит, но уже прыгнул на средний эскалатор, выбрав в качестве упора стояк от светильника. Еще через секунду я был ниже на одну или две ступеньки, чем она. ОНА! Ее маленькие пухленькие губки... Да, это она, это не галлюцинация!
Она слегка удивленно озирала меня своими пленительными зелеными глазами. Я благодарю Господа за этот момент своей жизни и пытаюсь уловить во всех подробностях ее образ. Она пару раз моргнула слегка округлившимися глазами и проговорила:
– А я только что от Тесака! Весь день там тебя прождала... А ты так и не появился.
– Просто я ждал тебя на «Садовой», – слегка ошарашенно проговорил я.
«Откуда ей известен адрес Тесака?» И словно услышав мой вопрос, она скороговоркой, чуть хрипловатым голосом произнесла:
– Ты-то хоть помнишь, как давал мне адрес своего друга? Или что зовут меня Олей? А то Тесак встретил меня так, будто я засланный агент! Может, ты тоже упился тогда настолько, что даже свалку с пьяными ментами не вспомнишь, которую вы с Тесаком в переходе затеяли?
