безразличностью. – Что же вас привело в столь неблизкую местность?
Его глаза лучились, словно он уже раскрыл преступление. Я почувствовал, как попался прямо на ментовский крючок. Проявляй побольше безразличия к людям, и тогда они сами тебе смогут многое рассказать. Это не правило солдата армии ТРЭШ. Это закон пиздюкака-питана. А я его не знал.
– Друга пришел проведать.
Я сболтнул первое пришедшее в голову и тут же спохватился: «Придурок!»
Мент протянул обратно паспортюгу. Санитары поволокли брезент по ступенькам. Труп же, ему-то все равно! Я зашагал в освободившийся проход. Бля, что делать?
Я чувствовал взгляд опера до самого последнего этажа. Я постучался (звонка нет) и стал перебирать в мозгу все знакомые мне имена. Дверь выглядела обшарпанной.
– Чего нужно? – старушечий голос.
Я набрал в легкие побольше воздуха, сердце бешено колотилось. Наугад:
– А Сергея можно?
Пауза, тянущаяся вечно. Презрительный взгляд опера. Лихорадочное постукивание сердца.
– Будет позже! – недовольный сварливый ответ.
Выдох облегчения.
– Передайте, что Миша приходил. Ну тот, что с седьмого подъезда.
Меня даже самого удивил правдоподобный тон своего голоса. Без наигранности. Но оперу я уже был неинтересен, он болтал с кем-то на площадке ниже, и я смело стал спускаться.
– Кто-кто?
Я передернул плечами. За спиной с визгливым скрипом отворилась дверь. Я оглянулся. В двери стояла старуха, на обоих глазах было по бельму. На меня дохнуло затхлостью и мочой. Если бы она смогла узнать меня, тогда гори оно все синим пламенем. Но, к счастью, она слепо щурилась на слабый лестничный свет.
– Ладно, бабушка, я попозже зайду!
Старуха проскрипела и захлопнула дверь.
Я внутренне ликовал, в какой-то мере мне удалось провести Систему. Определенно, Небеса сегодня за меня.
Опер разговаривал со старикашкой. Лицо последнего пересекали два свежих шва, рука на перевязи, а на шее – корсет. Что-то нехорошее пошевелилось в моей головной коробке. Что-то знакомое было в чертах его лица. Наши глаза встретились.
Блядь! Видать, Небеса действительно решили меня испытать. Я вспомнил этого мудофила. Тот мудак с собакой из лавки!
Я в момент, перешагивая через несколько ступенек, сбежал вниз, пока тот придурок меня не вспомнил. Я был просто уверен, что он узнал меня. Санитары загрузили тело и теперь курили, отдыхая на ступеньках лестницы. Я буквально вылетел на улицу и быстро зашагал в сторону метро.
– Стой!
Я даже не стал оглядываться, нырнул под арку. Я чувствовал погоню. Надо менять маршрут. Если следак видел мой паспорт, то это, считай, полный пиздец! Главное, съебать отсюда. В моей голове уже созрел неплохой план, когда сзади раздались два выстрела: один в воздух, другой в меня. Я услышал пулю – значит не моя! Нырнул в ближайший двор. Больше всего мне сейчас была необходима симфония в моей голове, но с некоторых пор оркестр перестал подавать хоть какие-нибудь признаки жизни. Тревожный признак.
Я не чувствовал ничего, кроме страха и необходимости бежать. Пару крюков вокруг домов, проскакивая сквозь парадняки. Я пробежал по аллее, а затем нырнул в желанный двор. Вот она, заветная парадная! Я подбегаю к куску железа, пытаюсь оторвать его. Ебаны в рот, заколочено! Тихо бешусь. Осматриваюсь, а что если... Я взбегаю по лестнице на второй этаж, дыхалка сбита волнением. Открываю двойную раму лестничной площадки, спускаюсь на козырек. Надо прыгать, бункер отсюда хорошо виден.
Блядь! Резкая боль. Сучья нога подвела, подвернулась. Доковылял до забора, и то хорошо. Где эти ебаные бутафорские железяки! Бью с остервенением и больной, и здоровой ногой, проверяя каждую. Блядь, нету! Слышу сирену. Лезу по шву соединения блоков забора. Перебрасываю ногу. Сирена уже рядом. Переваливаюсь... Сквозь решетку видно, как по КИМа проносится ментовская «шестера». Все! Оторвался.
Кровь, стекая со лба, капает на песок. Я бреду в погреб. Я не могу представить себя со стороны, но потрепался я о колючку здорово. Одни штаны чего только стоят! Прям как в тот день у Прыща... Вспомнив его, я вспоминаю и Тесака. Я думаю, как к моей маме заваливается группа ОМОН’а. Я сижу, прислонившись к холодной бетонной стене. Волна отчаяния наплывает на мозг. Старший оперуполномоченный капитан Моросейко у меня в комнате под кроватью находит сумку с надписью «Adibas». Он улыбается. Даже не открывая, следователь знает все ее содержимое. Я снова вспоминаю моего друга, мое воображение рисует испуганное лицо матери. Я так и не избавился от улик. Две струйки спускаются по щекам к подбородку. Я плачу.
ПЯТОЕ ПРАВИЛО СОЛДАТА АРМИИ ТРЭШ
Мне все глубоко похуй! Да, мне глубоко насрать теперь на этот вконец засранный мирок! Мне хуй забей на людей, на их жалкое выживание. На меня. На ебаную власть. На гребаную мелочность... Пошло все в жопу! Засуньте себе каждый свои проблемы куда подальше! Раньше я пытался «заботиться» обо всем мире в целом: меня интересовала безработица, стагфляция, урбанизация... А теперь мне просто насрать на все! Потому что у меня своих проблем до жопы.
Я слышу мерную вибрацию и через секунду понимаю, что это ритм барабанной установки. Я прислоняю больную голову к стене и чувствую, как вибрация проникает сквозь меня, вливается в вены и течет по ним к сердцу, будоража его. Дерьмо! Тело неприятно зудит, кости поламывает. Вибрация нарастает. За стенкой в ЦТЮ начался концерт наших местных команд. «Вантуз»(пишется –
Мелодично ведет низкий голос:
Слегка позвякивают цимбалы.
Барабанщик дает отсчет, а голос в последний раз повторяет:
Потом начинается проигрыш с жесткой партией ударных. А затем опять голос, и весь бэнд вступает:
