мотор и хотел ехать, но, взглянув на грустное лицо Штернхайма, заглушил мотор и слез с трактора.
— Штернхайм, я чувствую, что нынче вечером тебе не хочется пива, тебе нужен человек, с которым ты мог бы поговорить. У тебя тяжело на душе. Верно?
Штернхайм кивнул.
Господин Эдгар спросил:
— Это как-то связано с женщиной… Как её фамилия? Лихтграу?
— Лихтблау, — поправил его Штернхайм и кивнул.
— Точно, Лихтблау. Номер членского билета — тридцать девять-жен. Может, ты безответно влюблён?
Штернхайм снова кивнул.
Господин Эдгар почесал затылок, потом спросил:
— Хочешь совет?
Штернхайм вопросительно поднял брови.
— Просто возьми и забудь её! Знаешь, в чём заключается самый лучший метод что-нибудь забыть?
Штернхайм отрицательно покачал головой.
— Не думать об этом! Выбросить из головы!
Он вновь залез на трактор.
— Мне и моим курам действительно давно пора домой. Надеюсь, наш разговор тебе помог.
Штернхайм пожал плечами.
— Да, серьёзный разговор между друзьями может сотворить чудо, — удовлетворённо заявил господин Эдгар.
— Спокойной ночи, господин Эдгар, — буркнул Штернхайм и побрёл домой.
Макс придумывает хитроумный план
Через неделю моё терпение лопнуло. Это случилось в среду.
Я постарался как можно красивее накрыть стол к ужину и сказал Белло:
— Сегодня мы устроим особенно прекрасный, тёплый ужин на троих. Прошу тебя — прекрати хмуриться! На один час, будь добр, забудь про свою подружку колли, и папа тоже не будет вспоминать о фрау Лихтблау.
Вернувшись из аптеки, папа, как всегда, сел ужинать. Я-то думал, что он спросит, что за праздник мы отмечаем, или хотя бы заметит, как красиво накрыт стол. Но он, судя по всему, ничего не заметил.
Моё терпение лопнуло. Я вышел из себя:
— Скажи-ка, папа, ты собираешься до конца жизни молчать или время от времени будешь произносить «да» или «нет»?
— Нет, — ответил папа. — Нет-нет.
— Ты хотя бы заметил, как красиво я накрыл стол?
— Да, — ответил папа и окинул взглядом стол.
Я понял, что только теперь он обратил на него внимание.
— И ты в самом деле знаешь ещё какие-то слова, кроме «да» и «нет»? — спросил я.
— Да-да, — пробормотал он.
— Да-да! — передразнил я папу. — Если ты и дальше будешь вести себя так, я самостоятельно отправлюсь в детский дом!
Я, конечно, приврал. На самом деле я никогда и ни за что не пошёл бы добровольно в детский дом. Тем более теперь, когда папе так плохо. Я просто хотел припугнуть его. И угроза подействовала.
— Макс, ты действительно считаешь, что мои дела плохи? — испугался он.
— Да, — кивнул я, потом встал, обошёл вокруг стола и остановился подле папы. — Действительно ли твои дела плохи только из-за того, что фрау Лихтблау не желает с тобой разговаривать?
— Макс, как тебе объяснить? — замялся он. — Ты ещё ребёнок и не понимаешь, что такое любовь.
— А ты объясни, — потребовал я.
— Когда твоя мама захотела со мной развестись, я решил никогда не влюбляться и не жениться. В том числе и ради тебя. Мне не хотелось навязывать тебе новую маму.
— Но фрау Лихтблау ты спокойно можешь мне навязать, — вставил я. — И, значит, спокойно можешь на ней жениться.
— Да, именно в неё я и влюбился. И сам был этим потрясён. Но самое ужасное заключается в том, что я поверил, будто она тоже в меня влюбилась. Что-то в этом роде она сказала, прежде чем уйти из ресторана. И тем не менее мы не общаемся. Что меня огорчает.
— Фрау Лихтблау упряма и строптива, — не сдержался я. — Почему она не верит, что наш Белло раньше был господином Белло?
— Я даже вполне могу её понять, — возразил мне папа. — Если бы месяц назад я рассказал тебе, что существует чудо- эликсир, способный превращать животных в людей, что бы ты подумал?
— Что ты рассказываешь мне сказки, — признался я. — Знаешь, папа, мы должны доказать, что это — правда. Если мы дадим Белло этот сок при фрау Лихтблау, она убедится, что мы её не обманывали. Не можешь ли ты сам приготовить такой сок? Ведь прадедушка смог!
— Он был гениальным человеком, Чародеем из Львиного переулка. Мне это не по силам, даже если я буду экспериментировать сто лет.
— А откуда, собственно, взялся этот сок?
— Я же тебе рассказывал. Его принесла одна старушка. Она делала таинственные намёки на то, что твой прадедушка испробовал этот сок на ней или что-то в этом роде. Подозреваю, что она тоже некогда была собачкой женского пола.
— Почему же она не превратилась обратно, когда действие сока ослабло? — спросил я.
— Но у неё же было много сока. Большая бутыль, наполненная доверху, — ответил отец. — Когда она чувствовала, что начинается обратное превращение, стоило сделать всего один глоток, чтобы остаться человеком.
— Но потом она всё равно стала бы собакой, — ввернул я. — Ведь она отдала тебе весь сок?
— Нет-нет. Она отлила немного в бутылочку и убрала в кухонный шкаф. На всякий случай, как она выразилась… — Папа вдруг прервал рассказ и посмотрел на меня во все глаза. — Но тогда… Тогда, значит, сок ещё есть!
— И если сок ещё есть, стоит лишь попросить одну чайную ложечку. Этого хватит. Она, конечно же, согласится.
Папа в один миг совершенно преобразился. Вся его тоска улетучилась.
— Гениальный план! — вскричал он. — Сок смешаем с водой. И Белло выпьет его на глазах у фрау Лихтбау. Тогда она увидит, как он превратится в господина Белло, и поверит мне!
Всё это время Белло внимательно слушал наш разговор. Он явно не пришёл в восторг от этого плана и энергично покрутил головой.
— Ты отказываешься? Не хочешь быть человеком?! — воскликнул папа.
Белло опять покрутил головой.
— Но ведь быть человеком хорошо! — Папа попытался его переубедить. — Быть человеком — это замечательно! Ты сможешь ходить на двух ногах! Сможешь носить одежду. И красивую обувь. Ты сможешь посещать концерты и слушать музыку. Разве это плохо? И у тебя будут не лапы, а руки, и ты сможешь, к примеру, держать ложку…
Я смекнул, что этот пример лишён привлекательности для Белло, и перебил папу:
— Белло, ты сможешь снова разговаривать с нами. И мы будем тебя понимать, когда ты захочешь что-нибудь сказать.
