поняв, что выдал себя с потрохами.
— Ну вот видишь! — начал медленно, но неотвратимо выламывать ему указательный палец Айвен. — Я так понимаю, ты решил меня по такому пустяку не беспокоить и тихонечко положить в сумку двадцать серебряных полушек? Верно?
— Двадцать серебра?! Да я за такие деньги себе бочку золотых эрийских яблок куплю! — возмутился было Хорек, но тут же завыл от боли в выворачиваемом пальце. — Отдам десять!
— А пальцы новые ты себе за сколько монет пришьешь, а?
— Аааа… Пятнадцать полушек. Больше у меня нету.
— Ладно, давай пятнадцать, — сжалился юноша, отпуская руку незадачливого вора.
Монеты с тихим звоном перекочевали из одного кошеля в другой, и Айвен дружелюбно улыбнулся:
— Ты это, не злись на меня. А если еще яблок захочешь — приходи, не стесняйся — у меня их много! Да и расценки мои уже знаешь…
Пробурчав что-то непонятное но, несомненно, очень обидное, Хорек скрылся среди палаток, баюкая пострадавшую руку.
— А я уж думал, что это я самый невезучий вор в этом кабрровом городишке, — усмехнулся Айвен и схватил следующее яблоко. Машинально. С торгового лотка. Подняв голову, он увидел дородную торговку, с подозрением рассматривавшую его. Поросячьи глазки ее, едва выглядывавшие из складок жира, так и сверлили незадачливого вора.
— Семь медяков! — заявила она.
— Эй-эй, имей совесть, красавица! Несомненно, любой плод из твоих ласковых рук будет стократ слаще и нежнее, но не на семь же медяков!
Услыхав такое количество комплиментов, 'красавица' весьма натурально хрюкнула от удивления. Взгляд ее стал еще более подозрительным, а в рыхлой огромной ручище появился крохотный серебряный колокольчик со знаком пчелы — магический 'гудок', вызывающий городскую стражу.
— Ненавижу пчел! — простонал юноша, кладя яблоко на место, — Ладно, успокойся, о прекраснейшая, ведь печать злобы усыпает морщинами твое дивное лицо. К тому же, я и не собирался ничего покупать…
— Тогда зачем ты яблоко взял? — пробасил кто-то сзади.
Вор оглянулся: судя по всему, сегодня на какой-то ферме, где разводят свиней, был день открытых ворот. Стоявший позади громила был на голову выше Айвена, а в обхвате и вовсе втрое. Скорее всего, это был брат жирной торговки.
— Я просто… Просто я искал способ начать разговор с этой прекраснейшей леди! Когда я шел мимо, то не смог не заметить — ее вообще трудно просмотреть — столь утолщенной… То есть, конечно же, я хотел сказать утонченной! Столь утонченной особы, чьи глаза прожгли меня до самого сердца, породив настоящий пожар любви!.. Как-то вот примерно так, — выдохнул юноша остатки воздуха из легких.
— Э… А… — 'утонченная особа' словно рыба открывала рот, не издавая не звука. Похоже, столько комплиментов, как сейчас, она не получала за всю свою жизнь.
Айвен бросил быстрый взгляд на левую руку торговки и с удовлетворением отметил, что на безымянном пальце ее блестит обручальное кольцо. Точнее, обручальный браслет, если судить по толщине этого самого пальца.
— Увы и ах, но что я вижу! На хрупкой ручке сверкает серебро! Ты отдана другому, любовь моя? Мое сердце разбито! Я унижен, я в отчаянии, я погибаю от неразделенной любви! Пойду, повешусь и напьюсь…
Закончив свою тираду, он резко развернулся на каблуках и зашагал прочь отсюда. Но с удивлением заметил, что сдвинулся с места всего лишь на фут, да и то — не в перёд, а вверх. Обхватив его своими ручищами, громила приподнял юношу над землей, не позволяя ни уйти, ни вытащить оружие.
— Ты трогал его, сопляк! Ты обтискал яблоко, и теперь его никто не купит даже за полцены, — человек-боров развернул Айвена к себе лицом и поставил на землю, крепко придерживая при этом за плечо.
— Можно подумать, я первый! Да за семь медяков я себе несколько золотых эрийских яблок куплю! А на этом яблоке рота мух именины справляла, вон, засиженное какое!
— Плати! — сжал его посильнее громила, и ребра начали легонько потрескивать.
— Сколько? — обреченно вздохнул вор, понимая, что избежать платы не удастся.
— Четыре медяка.
— Я правильно расслышал? Потрогать вот это гнилое яблоко стоит четыре медяка?
— Мало? Могу накинуть, — ухмыльнулся гигант, демонстрируя дыру на месте двух передних резцов.
— Эх, Иноша на тебя нет. Ладно, вот твои деньги, — юноша повернулся к торговке, — Наше счастье было таким недолгим, таким скоротечным, любимая. Я ухожу, оставив с тобою свое сердце и эти четыре монеты. Не забывай меня, о прекраснейшая!
Громила отпустил его, и Айвен припустил восвояси, стараясь как можно быстрее покинуть свою 'возлюбленную'.
Отдышавшись, он снова неспешно двинулся между палаток, вскользь осматривая лотки, заваленные товарами, и вслушиваясь в столь привычный и ласкающий слух базарный гул.
— Сладости! Хешемские сладости! Такие сладкие, что сами к рукам липнут! Раз укусишь — целую седьмицу рта не раскроешь!
— А кому хлопушки-веселушки? Есть простые, есть заморские гномьи-алхимические, а есть и настоящие хеонские, волшебные!
— Череп люркера! Настоящий череп болотного люркера! Толченый исцелит от мужского бессилия, а заваренный — от женских дней!
— Дурак ты, Серемин, от мужского бессилия не череп, а рога люркерские нужны!
— Толочь, или заваривать?
— Приматывать, балда деревенская!
— Снимаю сглаз и порчу, гадаю по руке, по деньгам и потрохам. Потроха и деньги — ваши, предсказание — мое!
'Райское место и целая куча нереализованных возможностей!' — мысленно улыбнулся Айвен.
'Только не для такого неудачника, как ты!' — услышал он вдруг чей-то голос.
— Ой, приятель, зря ты меня обидеть пытаешься, — злобно прошипел юноша и резко обернулся, выхватывая нож.
Но позади никого не было. Лишь в пяти шагах о чем-то спорили две молодухи, не обращая на него никакого внимания. Айвен осмотрелся в поисках наглеца, но он стоял совершенно один у высокой стены, ограждающей рынок.
'Не там ищешь… Неудачник', — хихикнул голос.
— А ведь когда найду, хихикалку вырву, — пригрозил вор и посмотрел сперва вверх, а потом вниз. Прямо у его ног лениво копался в останках рыбы голубь.
— Попался! Сейчас я тебе перышки-то по одному и повыдергиваю, — обрадовано воскликнул юноша и спрятал нож.
'Дурак ты, Айвен', — снова услышал он.
— Эй! Ты чего обзываешься? Я, между прочим, в самом настоящем сколярии учился!
'А разве это что-то меняет? Нормальные люди, они с птицами не разговаривают…'
— Так ведь больше и не с кем. Ладно, сдаюсь, вылезай. Небось, опять Инош свои шутки шутит? Неужели все еще злится, что я из его жаб суп сварил? Супчик-то отменный вышел, зубодер сам за обе щеки уплетал да нахваливал! Между прочим, деликатесное заморское блюдо! Ну, где ты?
'Вопрос неверный. Лучше спроси, кто я!'
— Хорошо. Итак: кто ты?
'Я — это ты. Твое второе Я, твой внутренний голос…'
— Вон оно как… — задумался Айвен. — Нет. Не можешь ты быть моим вторым Я, — уверенно заявил он.
