Не могу оторвать от него глаз. Задумчивое, умное лицо обрамляют темно-русые прямые волосы, распадаясь на пробор. Лоб широкий, брови — густой дугой, ярко-голубые глаза, а губы полные и чувственные. У него большой нос и сильный подбородок; глубокий и невероятно красивый голос. Он разговаривает так приятно и так рассудительно, что нужно быть каменной, чтобы не увлечься им.
Второй — его любовник. Он и выглядит как настоящий любовник. Тонкие губы трагически опущены, лицо хмурое и отрешенное. Как в рекламе. Вьющиеся мягкие волосы, чересчур бледная кожа. Худой, но изящный и красивый. Единственное выражение, органичное его лицу, — кислая мина. Но именно это делает его жутко сексуальным. Такого парня нельзя не пожелать. Он что-то говорит первому высоким резким голосом, но что именно — не могу разобрать. И хорошо, что не могу. Уверена, ничего нового не услышала бы. Жалобы, упреки и капризы. Истеричный и пленительный мачо. Вечно сонный и слегка недовольный. Из- за такого император погубит свою империю.
Знаю, какие проблемы случаются из-за таких вот. Они способны опровергнуть величайшие истины, свести на «нет» со своими птичьими мозгами построения самого великого ума. Внезапно до меня доходит, кто такой «император»: это очень известный и очень талантливый писатель. Ради этого гламурного нарцисса он бросил жену и двух сыновей. Я в принципе не ужасаюсь, когда кто-то бросает семью. Наоборот, я считаю, что институт семьи — одно из явлений, которые могут сделать жизнь нестерпимой.
Но бездушный мачо так играет с ним, что смотреть на это невозможно. В какой-то миг мне хочется влепить ему затрещину за то, что он позволяет себе с этим талантливым, известным и приятным человеком. Жаль, что однополые отношения не вполне являются альтернативой обычным отношениям, и союз мужчины и женщины — лишь более страстная, но и более болезненная копия того, что бывает между двумя женщинами или двумя мужчинами. Полы могут быть разными, но роли всегда одни и те же: один уходит, другой остается, пресытившемуся мучителю скучно, жертве — больно.
Я так увлеклась, что когда она внезапно обнимает меня со спины и говорит: «Вот вы и попались!», — чуть не падаю с табуретки. «Я не застала вас в каюте и решила поискать в баре. На самом деле я боялась, что вы не придете на ужин. Значит, если вы не в каюте, вы в баре. Я сразу почувствовала, что вы любите выпить».
— Откуда ты знаешь? — вскидываюсь я. Я злюсь, что она давит на меня, а от этого мне все меньше хочется видеть ее.
— Ага. Слушай, давай перейдем на «ты»! По-моему, такая обходительность ни к чему. Когда отправляешься с кем-то в долгое путешествие, и тем более собираешься быть рядом с ним и во время сна…
Не договорив, она начинает хохотать. Пытаюсь посмеяться вместе с ней. Отчасти от того, что нервничаю, отчасти от того, что виски уже действует вовсю.
— А теперь вставай, пошли ужинать.
— Еще рано. Посидите со мной, выпейте колы.
— Ты что, совсем ку-ку? — крутит она у виска и заказывает бармену два скотча. В двенадцать-то лет!
— Мне никто не говорил о вашей матери, — говорю я. (Не хочу обращаться к ней на «ты»).
— Это тайна, покрытая мраком! — заливается опять она. — Мама папу бросила. А папа покончил с собой. Папа был сто двадцать седьмым в списке тех, кого мама бросила. А он страшно переживал. Но семья — то есть Деловой центр — маму так и не простила.
— А ты простила?
— Простить мать, которая бросила ребенка, невозможно, — вдруг тихо говорит она. И, отвернувшись, прячет лицо.
— Не расстраивайся. Кто из нас не расстраивался из-за матери?
— Ты… — она запинается.
— Послушай, разве мать может любить только своего ребенка и больше никого? Допустим, в мире еще остались такие ископаемые. Но разве ты бы хотела, чтобы твоя мать была такой? По мне, так любая такая мамаша — вампир и людоед в одном. Так и норовит выпить душу своего ребенка да закусить его сердцем. Или жизнью. Матери все такие. Я, правда, не говорю про матерей, которым на все наплевать. Таких я пока не знаю.
— Думаю, что моей-то как раз на все наплевать, — говорит она дрожащим голосом. — А может, она просто безответственная. Может, просто не знает, что со мной делать. С одной стороны, ей хочется быть со мной, с другой стороны — быть на свободе. Глядя на меня, она понимает, что ей пора бы уже повзрослеть, стать ответственной, но ненавидит все это. Я ведь напоминаю ей, что она уже не ребенок и не девушка… Так что ей делается со мной плохо и грустно, вот она и сбегает.
— Ладно, пошли есть, — говорю я. — И что это за выкрутасы: виски в двенадцать лет?
— Мне хотелось тебя шокировать, — хохочет она.
— Получилось. Я в шоке. Но учти: я тоже умею шокировать.
— Не сомневаюсь, — хихикает она. — Ни капельки.
Четыре
Едва подхожу к столу, сразу понимаю, что пожалею, что пришла на этот дурацкий ужин. Нас удостоили великой чести — сидеть за капитанским столом. Для меня это — ужасная неприятность, ибо на таких мероприятиях я всегда веду себя как трудный подросток, недавно вернувшийся с исправительных работ. Так будет и на этот раз.
Капитан — обычный эгоист, из тех, что всегда требует к себе максимального внимания, любви, уважения, почтения, восхищения. А мне до лампочки и его моря, и его океаны. Длинные с проседью волосы его стянуты в хвост. Серебристая борода, сто лет не ведавшая бритвы, огромные голубые глаза. Они без устали просвечивают всех вокруг, как маяки, контролируя наличие интереса к хозяину у окружающих.
Сопровождающим наследников престола приходится терпеть многое. Капитаном беды не кончаются. Я вынуждена любезничать не только с ним. Все присутствующим еще кое в чем оказана великая честь: сама Парвати Норан, богиня экрана (бывшая) почтила нас присутствием. С ней ее пожилой покровитель. Естественно, мультимиллиардер.
Не удержавшись, краснею до корней волос. Как дура. В детстве кинострадания Норан доводили меня до слез. А теперь она не принцесса. Мне даже неприятно на нее смотреть. Тем более так неожиданно. (А когда случайные встречи бывают «ожиданными»?) Может, взять себя в руки и, как все, рассыпаться в комплиментах?
Дело в том, что много лет назад, когда вышла моя первая книга, я послала ей экземпляр, подписав:
Парвати Норан —
самой красивой женщине Азии
Будто сама полный ноль. Потом с огромным трудом раздобыла ее номер телефона и позвонила. Ответил какой-то секретарь, и мне пришлось унизительно объяснять ему, кто я такая и почему хочу познакомиться с Парвати Норан. Потому что я пишу ее биографию.
Ничего не вышло. Ибо самая красивая женщина Азии никогда не отвечает на звонки незнакомых людей.
Во всех своих книгах я всегда пишу (повторюсь и здесь, если уместно): обожаю биографии. Биографии читать намного интереснее, чем любую другую современную литературу с неумелыми описаниями, дурацкими намеками, глупыми проблемами и неумными (главное что авторскими!) мыслями, растянутыми на много страниц. Все эти книги — нелепое отражение нашей реальности. Что в этом хорошего?
В реальной жизни ведь некогда скучать и размышлять над описаниями и намеками — даже если хочется заниматься только этим. Жизнь бросает тебя в водоворот событий. Поэтому плохо написанные
