ты призван к великим делам, и ничтожностью, худосочностью повседневности. Достаточно вспомнить метания мужа. Он мучился этим все годы нашей совместной жизни. Это и привело его к такой внезапной и пошлой выходке.
— Кстати, Александра, — вдруг решительно воскликнул Стива, поднимаясь с места, — не пора ли преподать нашей Степной Волчице урок танцев? По-моему, отличная идея — заставить ее именно теперь немного поплясать!
Вокруг стоял адский шум и гам, а скачущий народ, толпившийся на единственном пригодном для танцев пятачке перед баром, оттягивался неистово и безоглядно.
Едва успев одернуть юбку, я почувствовало, что меня тащат в самую гущу. Классическая картинка: так, крепко ухватив за уши, волчицу волокут на псарню. Одной рукой Стива обнимал меня за талию, а другой сжимал мою ладонь. Я принялась совершать некие телодвижения, которые лишь отдаленно могли напоминать танцевальные па; к тому же, никак не могла попасть в сумасшедший ритм. Зато Стива двигался божественно, гармонично — каким-то непостижимым образом не только облагораживая мои жалкие хореографические потуги, но и окружающее нас беснование… Господи, как хорошо мне было!
— Мой профессор любит повторять особо прилежным студентам, которые готовы возомнить о себе, что они гении: «И зайца можно научить играть на барабане!..» — одобрительно кивая, крикнул мне Стива. — А уж плясать Волчицу — и подавно!
Затем начались медленные танцы, и я поняла, что до сих пор еще не знала, что такое по-настоящему хорошо, — так хорошо, что человек в любую секунду готов бухнуться в обморок. К счастью, Стива оказался настоящий джентльмен. Он великодушно давал мне передохнуть, когда, поддерживая меня, провожал в наш уголок, где мы ворковали, как два воробышка. Глупо произносить это слово — особенно, в моем возрасте. Однако если не «влюбленность», что же тогда я чувствовала?
И опять удивительная вещь! Как будто между нами продолжался внутренний диалог, и Стива буквально продолжил мою мысль, которую я еще даже не успела высказать.
— Нам с тобой хорошо вдвоем, верно? — сказал он и улыбнулся одной из самых грустных своих улыбок. — Надеюсь, ты не думаешь, что влюблена в меня? Ничего подобного. Просто так распорядилась судьба: я оказался твоим спасителем и ангелом-хранителем и на неопределенный срок отодвинул все твои ужасные проблемы. Сам не знаю, на сколько. Может, лет на пятьдесят, а может, на недельку-другую…
— Если бы ты знал, — с жаром воскликнула я, — как я ценю, что встретила тебя! Ты и правда, появился как добрый ангел, когда я уже сама за себя не отвечала.
— Знаю, знаю, — улыбнулся он, касаясь кончиком пальца моих губ, — ты прекрасно понимаешь, что, заговорив с тобой, я сделал для тебя то, что нельзя купить ни за какие деньги. Кстати, было бы нелепо предположить, что я мог рассчитывать на то, чтобы вытянуть из тебя деньги. Скажу больше, если у меня и были какие-то предрассудки и комплексы насчет денег, то, сделав для тебя то, что я сделал, я бы мог и был бы вправе требовать взамен чего угодно… В общем, ты не влюблена в меня. Я не влюблен в тебя. Просто мы симпатичны и нужны друг другу… Впрочем, я бы не возражал, если бы ты полюбила меня по- настоящему. И, пожалуй, постараюсь сделать всё возможное, чтобы это действительно случилось… — Я смущенно отвела глаза. — Но, повторяю: я у тебя ничего не требую. И не потребую.
— Жаль!.. — вырвалось у меня. — Но… что же тогда?
Он приподнял бокал, посмотрел на меня сквозь него, словно ученый через увеличительное стекло на исследуемый объект.
— Мне нужно нечто другое. Мне нужна твоя дружба. Мне необходимо понимание. Мне важно чувствовать, что ты меня не предашь… — задумчиво проговорил он.
— Я твой друг, Стёпушка! — искренне воскликнула я. — А ты думаешь, что я тебя предам… Как ты можешь?! — Я чувствовала себя обиженной, чуть не до слез. — Женщины, если хочешь знать, самые верные друзья! — Очень кстати мне припомнился мой господин N., и мне пришел на ум довод совершенно в его духе. — Вспомни, Стёпушка, кто не предал Иисуса, когда его бросили все, отрекся даже Петр? Спроси у своего профессора! Кто был самым верным, кто был рядом с Иисусом до последней минуты — мы, женщины! Я уж не говорю о том, что женщины первыми увидели Иисуса воскресшего…
Казалось, Стива меня не слушал.
— Впрочем, — медленно проговорил он, — если следовать строгой математической логике, без Иуды не было бы Христа, верно?
— Не знаю. Это для меня слишком сложно.
— Не было бы Спасителя, не было бы и Спасения… — пояснил он.
— Наверное, — пробормотала я.
— Интересно, что по этому поводу сказал бы мой профессор? — покачал головой он.
— А знаешь, мне кажется, они действительно похожи, — заметила я, — мой господин N. и твой астроном-профессор.
— Кстати, в детстве, — продолжал Стива, погруженный в свои мысли, — мне почему-то казалось, что Иуда — имя женского рода. Забавно, правда?
— Забавно, — кивнула я.
На какую-то секунду я увидела перед собой трогательного, растерянного молодого человека — такого беззащитного, одинокого, что его действительно можно было принять за ягненка, предназначенного на заклание… Впрочем, лишь на секунду.
— Но ведь ты же не Иисус Христос, — наморщив лоб, пробормотала я.
— Откуда ты знаешь? — подмигнул мне Стива. — То есть, что я не спаситель мира? Может быть, как раз мне суждено совершить нечто равноценное, а?
— Не нужно, — взмолилась я. — Не говори так. Ведь это еще и грех!
— Ладно, ладно, — кивнул он с ласковой улыбкой. — Не буду. У каждого свои дела с Богом. На том и помиримся.
— Ты что, не веришь в Бога?.. Извини, конечно, это очень личный вопрос.
— Веришь-не-веришь, какая разница? Разве это имеет какое-нибудь значение? Главное, что я принимаю его к сведению. А это уже имеет определенный смысл.
— Расскажи мне еще про твоего профессора, — попросила я.
— Собственно, — пожал плечами Стива. — про него больше нечего рассказывать, он конченый человек. Его религиозные воззрения и метания мне неинтересны, а его научная мысль зашла в тупик.
— Тогда расскажи о себе, — попросила я, решив выпытать всю историю моего прелестного и странного аспиранта-альфонса. Ведь его целью было не только заработать денег на учебу, устроиться на хорошую работу… — Твоя жизнь представляется мне такой странной. А сам ты — совершенно загадкой.
— Ничего странно. И никаких загадок. Всё довольно просто, — улыбнулся он. — Если тебе интересно, я расскажу. Только сначала давай еще немного потанцуем.
Мы снова смешались с толпой. Он заключил меня в объятия. Всё было так непостижимо и противоречиво. Он гладил меня по плечам, спине. Я даже не понимала, ласкает ли он меня, как женщину, или это своего рода дружеский жест. По правде говоря, мне, счастливой и воспарившей, это было всё равно.
— Мне действительно необходимо, — говорил мне на ухо Стива, — чтобы меня любили женщины. Не удивляйся, но путь, который я выбрал, это предполагает. Женская любовь должна помогать мне двигаться вперед к цели!.. Странное дело, но ты как нельзя кстати припомнила о Христе и о женщинах, которые его окружали. Можешь ты, например, представить, чтобы они ревновали Иисуса друг к другу?
— Почему бы и нет? Женщины есть женщины.
— Нет-нет! В том-то и дело. Их любовь не препятствовала, как это часто бывает, а наоборот, помогала ему двигаться к своей необыкновенной цели…
Уже нисколько не смущаясь, я открыто любовалась им. О да, в нем было что-то возвышенное, одухотворенное. Почти поэтическое. И в то же время — такое земное и осязаемое. Во всяком случае, никаких признаков будущего пророка или мессии я в нем не находила.
Постепенно мне открылась вся его история — вся его простая душа и необыкновенная идея.
Стива родился и вырос в этом маленьком провинциальном подмосковном городишке, — прославившегося в последнее время разве что окружавшим его старым дачным поселком с необычайно
