— Как ты можешь такое спрашивать? Когда лицо стоит на спине, шея сломана. Значит, они мертвы.
— Но ты же говорил о людях, а не о трупах. Этих людей знали?
— Нет, то были чужестранцы. Только однажды попался один из Остромджи. Новый хавас, он заявил, что не верит в духов. У него с собой были нож и пистолеты, и он в сумерках отправился на гору. На следующий день его нашли наверху, он лежал там, как и остальные. Лицо его было красно-синим, а язык вывалился далеко наружу.
— Давно это случилось?
— Еще двух лет не прошло. Я сам видел этого безрассудного полицейского.
— Когда тот был еще жив?
— Да, и после смерти тоже.
— Это меня радует. Опиши-ка мне еще раз его труп.
— Он выглядел ужасно.
— Это все, что ты можешь сказать?
— Нет. Тело завернули в старый кафтан, когда спускали с горы. Я рано поехал в город за семенами табака и подоспел как раз вовремя.
— А как выглядела шея?
— Ужасно!
— Опиши. Раны на ней были?
— Нет. Но отчетливо видно было, как духи рвали его когтями.
— Эти когти проникали прямо в шею?
— Как ты можешь так думать? Духи не переносят вида крови. Они никогда не оставляют открытых ран, не протыкают кожу. Но следы когтей видны. От меня тело скрывали, но я разглядел. Остальные были такие же.
— Но как выглядели эти следы от когтей?
— Как длинные, тонкие, красные отпечатки. Сзади два, спереди — восемь.
— Я так и думал.
— Ты что, видел когда-нибудь того, кто погиб от духа?
— Нет. Духи моего отечества не убивают людей. Они весьма миролюбивы. Их три вида. Одних называют мученическими, других — духами красоты, а третьих — болтунами. Первый вид опасен, остальные — безвредны.
— Как хорошо жить в твоей стране, эфенди: там водятся такие хорошие духи. Наши — жестокие, очень злобные. Одному человеку свернули шею, потом убили. Прошу тебя, не ходи на ту гору, а то и тебя принесут оттуда трупом!
— Ну ладно, я подумаю.
— Нечего тут думать. Когда тебя спрашивают, что ты хочешь, жить или умереть, ты что, ответишь: умереть? Я бы выбрал первое.
— Я тоже, как и ты, выбираю первое.
— Правильно. Теперь мне тоже легко на сердце.
— Тогда давай не будем больше о развалинах. Скажи мне лучше, есть ли в Остромдже человек по имени Мюбарек?
— Есть.
— Ты его знаешь?
— Да.
— А я могу с ним повидаться?
— Если только он дома. Каждый вправе зайти к нему.
— А ты был у него?
— Носил ему деньги.
— За что?
— За его чудодейственные средства.
— А, так он хаким?
— Нет.
— Значит, аптекарь?
— Нет, он целитель.
— А что, разве целитель не знает лекарств?
— Почему, знает. Никто не может запретить ему лечить людей. Все вокруг любят Мюбарека. Где окажется беспомощным хаким или аптекарь, старик всегда поможет.
— А тебе он помогал?
— И мне, и моим близким, и даже скотине.
— Значит, он еще и ветеринар. Интересно.
— Сам он еще интереснее.
— Как это?
— Ему пятьсот лет.
— Позволь тебе не поверить.
— Но это действительно так!
— Все равно не верю.
— Смотри, не скажи ему об этом, иначе ты пропал!
— Что, о нем самом говорить с ним опасно?
— У него есть дух, который летает везде и слушает, что говорят о старике Мюбареке.
— Чудеса, да и только! А где этого духа можно увидеть, ты часом не знаешь?
— Он позади него. Большой такой ворон, черный, как ночь.
— А черной кошки там нет?
— Есть. А откуда ты про кошку знаешь?
— Я пока только предполагаю. Ты был там, где он готовит свои снадобья?
— Да, был. Откуда тебе известно, что есть такое помещение?
— Опять-таки всего лишь предполагаю. Ты видел там чучела птиц?
— Да.
— А змей?
— Да.
— Жерлянок в сосудах? Летучих мышей под самым потолком?
— Аллах-иль-Аллах! Да, да!
— Мертвые головы и кости?
С каждым новым моим вопросом восторг становился все сильнее.
— Господин, — не выдержал он наконец. — Ты знаешь Мюбарека!
— Нет.
— Но ты точно описал его жилище.
— Это потому, что я знавал других мюбареков.
— И у каждого был похожий дом?
— У многих. И многим было столько же лет, и даже больше.
— И после этого ты не веришь?
— Нет, не верю.
— Не могу понять.
— Этот человек долго живет у вас?
— Только шесть лет.
— А сколько лет злые духи водятся в развалинах?
— А, с давних пор.
— И все это время они сворачивают людям шеи?
— Это началось только несколько лет назад.
— А поточнее не скажешь? Мне это очень важно.
— Первым, кому свернули лицо назад, был грек. Он у меня за день до этого останавливался. На
