Вольфом прибыл с востока, чтобы кое-что найти здесь, в лесу. Сейчас мне нужен надежный и расторопный человек. Дедли-Ган как раз такой, и я хотел бы вас спросить, как с ним встретиться.
— Может быть, он и есть тот человек, который вам нужен, но вот хочет ли он сам этого — это другой вопрос. Мне не кажется, что вы ему подходите.
— Да? Может быть, вы и правы, а может, и нет. Итак, вы не хотите мне помочь?
Холберс не спеша повернул голову и посмотрел в угол, где сидел тот, кто не сдвинулся с места при известии о приближении чужих.
— А ты как думаешь, Дик Хаммердал?
Все это время Дик сидел наклонив голову и уделял столь пристальное внимание содержимому своего стакана, что до сих пор даже не счел нужным поднять глаза на вошедших. Сейчас он обернулся и сдвинул шляпу на затылок, будто для того, чтобы дать мозгам побольше простора для разумного ответа.
— Это неважно, что я думаю. Пусть ищет Полковника! — сказал он, после чего повернулся обратно и снова уперся взглядом в свой стакан. Чернобородый, однако, остался недоволен таким кратким и неполным ответом и подошел поближе к Дику.
— Кто такой Полковник, мистер Хаммердал? — спросил он.
Дика это весьма удивило.
— Это неважно, кто такой Полковник. Полковник — значит главный. Дедли-Ган у нас главный, вот мы и зовем его Полковником.
Чернобородый не смог удержаться от смеха, услышав подобного рода логические рассуждения от траппера. Он примирительно положил руку ему на плечо и попытался продолжить разговор:
— Ну, не горячитесь! Если человека о чем-нибудь спрашиваешь, он обычно тебе отвечает. Так поступают везде, и я не думаю, что в Арканзасе должно быть по-другому. Где можно найти этого Полковника?
— Неважно, где его можно найти. Вы с ним встретитесь, и хватит об этом!
— Хо-хо, дружище, мне этого мало. Я хочу знать, где и когда это произойдет.
Дик Хаммердал удивился еще сильней. Его, вольного человека прерий, кто-то заставляет ввязываться в ненужный ему разговор? Этого он не мог оставить просто так. Дик взял со стола свой стакан, не слишком охотно допил его и затем поднялся. Теперь его можно было охватить взглядом с ног до головы.
Если бы мы рискнули взять для сравнения присутствующего здесь же Пита Холберса, то Дик Хаммердал являлся полной его противоположностью. Это был низкорослый и чрезвычайно толстый парень, какие в Америке встречаются не так уж часто, и трудно было с первого взгляда решить, вызывает ли его облик непроизвольное желание смеяться или внушает страх. Толстое, короткое туловище было втиснуто в жилет из буйволовой кожи, однако исходная субстанция, из которой жилет этот был сделан, к описываемому времени отсутствовала, поскольку каждая дыра, по тем или иным причинам появлявшаяся на нем, латалась первым попавшимся куском шкуры или другим имеющимся материалом и теперь жилет состоял из одних заплат, которые лежали друг на друге, как куски черепицы на крыше. Ноги его были обуты в весьма странный род обуви; во всяком случае, название «сапоги» или «ботинки с гетрами» к ней не подходило, а на голове красовался сильно потертый бесформенный предмет, когда-то, должно быть, бывший шляпой. Шрамы и царапины на тщательно выбритом обветренном лице с маленькими пронзительными глазками придавали его облику довольно воинственный вид; руки свидетельствовали о привычке к тяжелому труду.
Вооружение Дика было обычным для белого охотника, однако ружье, которое он положил перед собой на стол, стоило того, чтобы рассмотреть его поближе. Честно говоря, оно и на ружье не очень-то было похоже, а производило, скорее, впечатление дубинки, выломанной где-то в лесу и припасенной для ближайшей драки. Приклад давно потерял свою первоначальную форму, был местами расщеплен, весь изрезан, расцарапан — как будто его изгрызли крысы; между ним и дулом набилось такое количество пыли, грязи и всякой всячины, что в результате дерево, железо и не имеющий отношения к делу мусор образовали неразделимое целое. Даже лучший европейский стрелок не решился бы сделать выстрел, воспользовавшись таким ненадежным сооружением, из опасения, что оно тут же разлетится на куски; однако в прериях и сейчас еще довольно часто можно встретить подобного рода ружье — кажется, что его и зарядить-то нельзя, однако его хозяин очень редко мазал.
Итак, он встал перед чужаком, оглядел его не поддающимся описанию взглядом и сказал:
— Где и когда это должно произойти, не имеет никакого значения. Вы думаете, Дик Хаммердал десять лет ходил в школу, для того чтобы научиться разговаривать? Что я сказал, то сказал, больше ни слова, а кому этого мало, тот может пойти и послушать проповедь у кого-нибудь другого. Здесь прерия, и легкие человеку нужны не для болтовни, а для того, чтобы дышать. Запомните это!
— Дик Хаммердал, заметно, что вы десять лет ходили в школу, потому что язык у вас подвешен как у хорошего мормонского проповедника. Однако я думаю, вы забыли то, о чем я вас спрашиваю. Итак, еще раз: каким образом и где я могу встретиться с Дедли-Ганом?
— Черт возьми, парень, я сыт по горло! Вы же слышали, что вы его найдете, и этого вполне достаточно. Ползите к своему стакану и ждите. Еще не хватало, чтобы какой-то гринхорн читал мне тут катехизис!
— Гринхорн? Вы сказали — гринхорн? А нет ли у вас желания познакомиться с моим ножом?
— Что вы, сэр! Какое мне дело до вашего ножа? Бейте им тараканов, а если вам этого мало, можете резать жаб. Еще мне не хватало бояться какой-то булавки! Ваши манеры не годятся для белого человека; могу это повторить еще раз. Нравится вам это или нет, все равно вы зеленорогий козел, или вы имеете что-то против? — сказал Дик и снова сел.
— Да, имею.
Он отошел в угол, где стояло его ружье, взял его, взвел курок и произнес:
— Мистер Хаммердал, где можно найти вашего Полковника? Даю вам одну минуту; если за это время вы не ответите на мой вопрос, то вы навсегда потеряете способность отвечать на вопросы. Здесь прерия, и каждый сам издает себе законы.
Тот, к кому он обращался, в это время равнодушно рассматривал свой стакан, и по его виду никак нельзя было понять, услышал ли он высказанное требование. Остальные посетители салуна были страшно рады возникшей потасовке, которую они рассматривали в качестве приятного времяпрепровождения, и в предвкушении развязки переводили взгляды с одного противника на другого. Один только Пит Холберс, казалось, был неколебимо уверен не только в исходе противостояния, но и в том, в каких именно формах оно будет протекать. Удобно засунув пальцы под ремень, он вытянул свои бесконечные ноги на всю их длину, будто для того, чтобы они не мешали ему видеть происходящие события.
Чужак сказал:
— Ну, мистер, минута прошла! Получу я ответ или нет? Считаю: один… два… тр…
Полностью выговорить опасное число «три» ему не удалось. Хаммердал, сидевший до счета «два» без движения, с невообразимой быстротой схватил свое старое ружье, в тот же миг повернул его в нужном направлении, все увидели короткую вспышку, и в тесном помещении раздался страшный грохот. Разбитое ружье чужака вывалилось у него из рук и упало на пол. В следующую секунду и сам он лежал рядом с ружьем, придавленный коленом Дика, причем в руках у последнего был большой охотничий нож, который он приставил к его груди.
— Ну, гринхорн, скажи «три», чтобы я смог тебе ответить, — презрительно предложил Дик.
— К черту, мастер, отпустите меня, я не имел в виду ничего серьезного.
— Потом мы все хорошие. Не выстрелил бы? Значит решил устроить спектакль для старого охотника, которого зовут Дик Хаммердал? Смех, да и только! Мне все равно, стали бы вы стрелять или нет, юноша! Вы направили оружие на белого человека и по законам прерии заслуживаете того, чтобы вам распороли брюхо. Теперь считаю я: один… два…
Лежащий сделал отчаянную, но бесплодную попытку освободиться, после чего взмолился:
— Не убивайте меня, мистер; Полковник — это мой дядя!
Охотник отвел в сторону нож, но противника отпускать не стал.
— Полковник… ваш дядя? Скажите это кому-нибудь другому, а я еще подумаю, прежде чем поверить.
