– Да.
– Значит, ты был в Мекке?
– Естественно. Видишь, на моей шее висит Коран и маленькая бутылочка с водой из Земзема?
– А мы думали, ты гяур…
– Вы пришли, чтобы это мне сказать?
– Нет. Мы просим тебя пойти с нашим поручением к Али-бею.
– Вы мне дадите надежное сопровождение?
– Да.
– Мне и моим слугам?
– Да.
– Что я должен ему сказать?
– Что ему следует сложить оружие, смириться перед мутасаррыфом и вернуться к былому послушанию.
– А потом? – спросил я, желая узнать, что они еще придумают.
– Тогда наказание, которое ему определит губернатор, будет милостивым, насколько это, конечно, возможно.
– Ты макредж Мосула, а этот человек – каймакам и командующий войсками. Он должен давать мне поручения, а отнюдь не ты.
– Я состою при нем как доверенное лицо мутасаррыфа. – Этот человек с ястребиной физиономией стукнул себя при этом сильно в грудь.
– У тебя есть письменная доверенность?
– Нет.
– Тогда ты стоишь так же мало, как и остальные.
– Каймакам свидетель, он подтвердит.
– Только письменная доверенность узаконивает твои права. Иди и принеси ее. Мутасаррыф Мосула допустит представлять его интересы лишь знающего человека.
– Ты меня хочешь оскорбить?
– Нет. Я хочу лишь сказать, что ты не офицер, ничего не понимаешь в военных делах и значит, здесь не посмеешь и рта раскрыть.
– Эмир, – крикнул он, метнув на меня разъяренный взгляд.
– Мне тебе надо доказать, что я прав? Вы здесь блокированы, так что никто из вас не уйдет, нужно только полчаса, а то и меньше, и вас – беспомощных – смешают с землей. И при таком положении дел я должен советовать бею сложить оружие? Да он примет меня за сумасшедшего. Миралай, да будет к нему Аллах милосерден и милостив, своей неосмотрительностью подвел к краю гибели полторы тысячи храбрых воинов. Каймакаму же выпадает теперь почетная задача вызволить их из этой беды, если ему это удастся, он поступит геройски, как хороший офицер. Но с помощью высокопарных слов, за которыми прячутся коварство и страх Каймакам не справится с этим. Я должен говорить только с ним. В военных делах решает только воин.
– И все же ты вынужден будешь выслушивать и меня!
– Интересно, почему?
– Здесь идет речь о делах, касающихся закона, а я макредж!
– Будь хоть кем хочешь! У тебя нет полномочий, и поэтому все с тобою ясно.
Этот человек был мне отвратителен, но мне и в голову не пришло бы высказать свои чувства, даже поведи он себя по-другому и не имей он вины за нынешние события. Почему вообще присоединился этот судья к экспедиции? Уж, наверное, только затем, чтобы после поражения езидов дать им почувствовать в рамках могущественного закона превосходство по силе турок-османов.
Я обращался теперь только к каймакаму.
– Что мне сказать бею, если он меня спросит, почему вы напали на Шейх-Ади?
– Мы хотели схватить двух убийц, к тому же потому, что езиды не платят регулярно хараджа[21].
– Он сильно удивится подобным причинам. Убийцу вы должны искать у вас самих, это он вам докажет, а харадж вы могли получить другим путем. А что мне сказать ему о твоих теперешних решениях?
– Скажи ему, пусть он мне пошлет человека, с кем я могу обговорить все условия, на которых я отступаю!
– А он меня спросит об основаниях твоих условий?
– Именем мутасаррыфа я требую вернуть наши орудия, денежную компенсацию за каждого мертвого или раненого, и еще я требую выплатить сумму – я ее еще определю – в качестве контрибуции, иначе мы все здесь подожжем.
– Аллах керим! Он дал тебе рот, очень хорошо умеющий требовать. Тебе не нужно больше ничего мне говорить, достаточно и этого, все остальное ты можешь передать Али-бею сам. Я сегодня иду к нему и сам принесу вам ответ либо пошлю гонца.
