На болюке-эмини[4] была турецкая форма, и поэтому я очень легко мог объяснить поведение езидов, которым угрожали турки. Впрочем, я был убежден, что с ним ничего не случится.
– Это ужасно! – сказал я. – Если они тебя убьют, то кто же будет подвязывать хвост твоему ослу?
– Господин, так они же и осла заколют! Ты разве не видел, они уже зарезали почти всех своих быков и овец!
– Твой осел и ты тоже в безопасности. Вы же одно целое, вас не разлить водой.
– Ты мне это обещаешь?
– Я тебе это обещаю!
– Мне было страшно, когда тебя здесь не было. Ты снова уходишь?
– Нет, я остаюсь здесь. Но на всякий случай я приказываю тебе быть постоянно здесь, в доме, и не расхаживать среди езидов, иначе мне будет просто невозможно защитить тебя.
Он ушел почти успокоенный – герой, которого ко мне приставил мутасаррыф для моей же защиты.
Я поднялся на площадку к шейху Мохаммеду Эмину.
– Хамдульиллах, возблагодарим Господа, что ты пришел! – сказал он. – Я тосковал по тебе, как трава по ночной росе.
– Ты постоянно был здесь, наверху?
– Да, меня никто не должен узнать, а то меня выдадут. Что нового ты узнал?
Я сообщил ему все. Когда я закончил, он указал на лежащее перед ним оружие.
– Мы подготовим им достойную встречу!
– Тебе не понадобится твое оружие.
– Разве я не должен защищать себя самого и моих друзей?
– Они достаточно сильны. Или ты хочешь попасть в лапы туркам, от которых ты еле ушел, или, может, ты желаешь получить пулю или нож в сердце, чтобы твой сын и дальше томился в плену в Амадии?
– Эмир, ты говоришь, безусловно, как умный, но не как храбрый человек.
– Шейх, ты знаешь, что я не боюсь никакого врага, и это не страх говорит во мне. Али-бей потребовал, чтобы мы держались подальше от сражения. Он, кстати, убежден, что до боя дело совсем не дойдет. Я думаю так же.
– Ты считаешь, турки сдадутся без сопротивления?
– Если они этого не сделают, их просто перестреляют.
– Турецкие офицеры ни на что не годятся, это правда, но солдаты смелы. Они будут штурмовать холмы…
– Пятнадцать сотен против каких-то шести тысяч?
– А удастся ли их окружить?
– Удастся.
– Тогда, значит, мы вместе с женщинами должны идти в долину Идиз?
– Ты – да.
– А ты?
– Я останусь здесь.
– Аллах керим! Зачем? Это равнозначно смерти!
– Я не верю в это. Я под защитой падишаха, у меня есть рекомендации мутасаррыфа, и еще у меня есть болюк-эмини; уже одного присутствия его достаточно для моей надежной защиты.
– А что ты хочешь здесь делать?
– Не хочу, чтобы случилась беда.
– Знает ли об этом Али-бей?
– Нет.
– А Мир Шейх-хан?
– Тоже нет. Они узнают об этом в свое время. Мне понадобилось немало усилий, чтобы убедить шейха одобрить мой замысел. Наконец-то мне удалось это сделать.
– Аллах-иль-Аллах! Дороги человека запечатлены в Коране, – сказал он.
– Я не хочу уговаривать тебя отказаться от своего замысла. Я просто останусь с тобой!
– Ты? Так дело не пойдет!
– Отчего же?
– Я тебе уже растолковал, что я не подвергаюсь опасности. Тебя же, если узнают, ожидает другая участь.
