– Верю тебе, о покровительница и ангел этого дома! Все же эта предосторожность излишня.
– Тогда делай, что тебе только угодно! Теперь иди, и да пребудет с тобою Аллах со своим Пророком, который тебя защитит!
Мы пошли. Пересекая площадь, я заметил за дверями иных домов тех самых арнаутов, о которых говорил Селим. Значит, к моему делу отнеслись весьма серьезно. Перед дворцом, в коридоре и на лестнице, и даже в приемной также находились солдаты. Это меня обеспокоило.
Комендант был в селамлыке не один: у входа сидели два лейтенанта. Селим-ага тоже не остался в приемной, а опустился тут же на пол.
– Салам алейкум! – поздоровался я непринужденно, как только было возможно, хотя и понимал, что нахожусь в западне.
– Алейкум! – сдержанно ответил комендант, указывая на ковер, который лежал сбоку от него.
Я сделал вид, что не заметил или не понял этот знак, и устроился около него там же, где я уже раньше сидел.
– Я посылал за тобой, но ты долго не приходил. Где ты был, эфенди?
– Я решил проехаться верхом.
– Куда?
– За город.
– Зачем?
– Чтобы выгулять свою лошадь. Ты же ведь знаешь – за благородным конем должно ухаживать.
– Кто был при этом?
– Хаджи Линдсей-бей.
– Тот, кто давал обет не говорить?
– Да.
– Я слышал, что он не особо строго придерживается этого обета.
– Так!
– Он все же говорит.
– Так!
– С тобой тоже?
– Так!
– Я это знаю вполне определенно.
– Так!
Это «так!» смутило добряка коменданта.
– Ты тоже это должен непременно знать! – сказал он.
– Кто тебе сказал, что он говорит?
– Человек, который его слышал.
– Кто это?
– Один арнаут, он пришел сегодня, чтобы выдвинуть против вас обвинение.
– И что сделал ты?
– Я послал за тобой.
– Зачем?
– Чтобы тебя допросить.
– Аллах-иль-Аллах! Значит, на основании обвинения какого-то подлого арнаута ты посылаешь за мной, чтобы обращаться со мною, эфенди и эмиром, как с каким-то негодяем! Мутеселлим, Аллах да благословит твою мудрость, чтобы она у тебя не пропадала!
– Эфенди, это ты проси у Бога мудрости, потому что она тебе пригодится.
– Это звучит почти как угроза!
– А твои слова звучали как оскорбление!
– После того как ты меня оскорбил. Послушай-ка одно: вот в этом револьвере шесть пуль, в этом столько же. Можешь говорить все, что считаешь нужным, но учти, что я никакой не арнаут, и нечего меня с ним равнять! Если мой спутник не выдерживает обета, что за дело до этого какому-то арнауту? Кто этот человек?
– Он у меня на службе.
– Давно?
– Давно.
– Мутеселлим, ты говоришь неправду! Еще вчера этого арнаута не было у тебя на службе. Об этом человеке я тебе смогу побольше твоего рассказать. Если хаджи Линдсей-бей говорит, то это лишь дело его
