Напряжение достигло предела. Флагман лег в дрейф: паруса свои он развернул так, что в часть их ветер дул прямо по ходу корабля, в другую — с обратной стороны, препятствуя ходу. Теперь оставалось ждать, что бригантина спустит свои паруса, однако вместо этого Сюркуф круто взял к ветру и приказал намертво закрепить руль тросом. Бригантина развернулась носом в открытое море, и оба корабля стали медленно сближаться.
Наполеон видел в трубу Сюркуфа. Он стоял на шканцах в английском мундире с переговорной трубой в руке так, чтобы с флагманского корабля нельзя было разглядеть его лица.
Вот бригантина совсем уже рядом с англичанином — шапкой можно добросить. Сюркуф взмахивает трубой, и по этому сигналу матросы рубят трос, которым был прикреплен руль. «Курочка» резко уваливается под ветер и стремительно набирает ход. Сюркуф вторично машет рукой, и в тот же миг бригантина тяжело переваливает на другой борт, а на мачте ее взвивается ввысь французский флаг. Но что это? Бригантина открыла огонь! Сначала Бонапарт и Дюгомье увидели лишь легкий дымок, затем огромный гордый английский флагманский корабль содрогнулся от киля до клотиков своих мачт. Это ядра Сюркуфа с первого залпа накрыли свою цель. А еще через несколько секунд до офицеров докатился гром пушек отважного бретонца.
Бригантина неслась полным ходом, и не успели на стремительно атакованном линейном корабле толком опомниться, как она была уже вне пределов точной стрельбы орудий флагмана. В подзорные трубы было видно, какая неразбериха царит на англичанине. Он развернулся и выпалил всем бортом по беглецу. Однако ядра просвистели мимо. Тогда флагман поднял сигнал, следуя которому все корабли пустились в погоню за дерзким пигмеем, отважившимся обмануть великана и вступить с ним в схватку.
— Поразительно! — воскликнул генерал Дюгомье, с трудом переводя дыхание. — Этот парень — сущий дьявол и заслуживает всяческих похвал.
— Похвал? — заметил Бонапарт. — Гражданин генерал, то, что совершил этот Робер Сюркуф, выше любых похвал! И я, Наполеон Бонапарт, говорю, что он выиграл целое сражение. Я всей душой желаю ему уйти от погони. Будь я во главе морского ведомства, я призвал бы его и доверил ему целый флот! Я обманулся в этом гении!
ПОЛЕТ СОКОЛА
Прошло семь лет. Наполеон водрузил свои знамена в Италии, стяжал славу в Египте и стал первым консулом. Пророчества Сюркуфа сбылись. На суше Франция одерживала победы, а на морях с тем же постоянством выказывала свою слабость. Наполеон был великим полководцем, но плохим адмиралом. Море было явно не его стихией.
Военный флот был слабым местом Франции, а Англия по этой причине — ее опаснейшим врагом. Рожденный великим гением Наполеона план атаки англичан в Египте и Индии потерпел крах из-за неспособности адмирала Брюэса[23], разбитого Нельсоном при Абукире, несмотря на превосходство в силах. Гордый Альбион[24] господствовал на всех морях, его торгашеский дух перекрывал дыхание всем другим морским нациям. Англия диктовала законы и меняла их по собственному усмотрению. В стремлении к торговой монополии и владычеству на мировых коммуникациях она хитростью и насилием стала обладательницей гигантских сумм денег, с помощью которых подкупала кабинеты и ставила зависимые от нее правительства.
Был ясный летний день. Индийское солнце клонилось к закату, и длинные тени мачт дробились в ленивых волнах прибоя. Пондишери, первоначально французская колония, в 1773 году была отобрана у французов англичанами, укрепления срыли, а вместе с ними постарались стереть и всякую иную память о французах.
Гавань в этот день была полна судов. Их пригнал господствующий в это время года муссон. Здесь были суда всех наций, кроме французских: торговым судам этой нации вход сюда был осложнен, военным же кораблям бросать здесь якоря даже и не стоило пытаться.
Чуть мористее всех других судов стоял небольшой бриг[25]. Это был янки нового американского типа постройки — острый, с удлиненной носовой частью, с грациозным, стройным корпусом. Такие суда легко могли развивать скорость до семнадцати узлов и заслуженно считались великолепными ходоками для прибрежных плаваний, но были недостаточно остойчивы в открытом океане. Капитан брига был еще молод, не старше тридцати лет. Пришел он с грузом вина и виски, которые намерен был обменять на опиум и индиго. Однако товаров своих он пока никому не предлагал.
Неподалеку от брига стоял англичанин — большое трехмачтовое купеческое судно. Хозяин его совершил здесь отменную торговую операцию и собирался утром сняться с якоря. Сегодняшним же вечером он устраивал для своих торговых партнеров прощальный праздник, на который были приглашены и капитаны соседних судов. Когда наступил вечер, англичанин выпустил несколько ракет — сигнал, по которому приглашенные покидали свои суда, чтобы отправиться к нему в гости. Среди прочих явился американец. Подгребли и гости с берега вместе с женами и дочерьми.
Музыканты были уже на борту. Над волнами разносились бравурные мелодии. Бак очистили для танцев, а на юте поставили длинный обеденный стол и рядом — буфет, в котором желающие могли освежиться.
За столом царило веселье. Тост следовал за тостом. Говорили, однако, и о серьезном — о знаменитых каперских кораблях.
— Да ну вас с вашими каперами и приватирами! — ударил кулаком по столу один из капитанов. — Все они ничего не стоят против «Сокола экватора». Кто из вас его видел? — Никто не ответил, и капитан продолжил: — Итак, я — единственный, кто повстречался с ним.
— Встречались? В самом деле? — закричали вокруг. — Расскажите, капитан! Как он выглядел?
— Это было два года назад. Мы угодили в шторм, каких я до той поры еще не видывал. Небо висело над самой водой, и волны доставали до туч. И вдруг в блеске молнии мы увидели корабль, бушприт которого целился прямехонько в наш борт. Это был двухмачтовый корабль, примерно такой, что называют бригантиной. Разумеется, я испугался столкновения и приказал рулевому отвернуть на полрумба. Чужак проскочил мимо, да так близко, что я успел крикнуть ему: «Эй, вы там! Что за судно?» На палубе у него не было ни души. Один-единственный парень, взобравшийся по вантам, махнул нам рукой с левого борта. Трубы ему не потребовалось: он приложил ладонь ко рту и, перекрывая рев шторма, прокричал нам: «Сокол экватора», капитан Сюркуф! А ну-ка всыпьте им разок, ребята! Огонь!» И тут я увидел на его мачте французский флаг. Открылось шесть пушечных портов, в наш корпус угодило несколько ядер, и француз растворился, как призрак, в штормовой мгле. Ну а мы заделали дыры и пошли себе дальше. Но каков парень! Шторм, буря — все ему нипочем. Еще и порезвился с нами. Пошутил, так сказать. А когда бы в хорошую погоду, да не в шутку, а всерьез — как оно могло обернуться?
— Да-а… — протянул один из слушателей. — Что и говорить, отпетый малый. Адмирал Сеймур сказал о нем: «Его годовая рента — триста шестьдесят пять захваченных судов», — и это не преувеличение. На своем двухмачтовике он нападает на куда большие суда и, говорят, даже на военные корабли первого ранга.
— Ну, ко мне-то он не сунется! — воскликнул хозяин праздника. — Я его так отделаю, что он своих не узнает. Не будь я Джеймс Сарэлд!
— Не слишком-то заноситесь, — предостерег его кто-то. — Вы знаете способ атаки этого Сюркуфа?
— А в чем дело?
— Это не обычный морской разбойник. Он честно показывает свой флаг и сближается с вами без единого выстрела. Сойдясь борт о борт, он перепрыгивает с двумя десятками парней к вам на палубу. Вздумай вы сопротивляться, он пускает в ход оружие, но сдайся вы ему — и он не причинит вам никакого вреда. Он отведет ваше судно в гавань ближайшей французской колонии, где и конфискует его от имени Франции. Вы получите подорожную и деньги, чтобы добраться до дому.
— С двадцатью людьми? Ха!
— Не смейтесь, капитан Сарэлд! У мыса Амбр он с двадцатью парнями взял на абордаж судно Ост-
