– Лады. – Экран с последствиями погас, не иначе, выбило предохранитель. – Давай.
Парень подставил ладонь под штуку баксов.
– Ты с нашим братом давно контачишь, человек ученый. – Сергей крутил денежный рулон в пальцах как коробок. – Догоняешь, что кидалово ни в какой форме не прокатит, ответку придется держать полную, никакая штука гринов не утешит. Если не знаешь, не уверен, туфту мне не проталкивай – лучше скажи, как есть. Получишь за беспокойство сотку. Из ни фига сотку наварить тоже не кисло.
– Я учту, – нетерпеливо перебил вертухай. – Ты говори, говори свои приметы.
«Э-э, – Сергей всмотрелся в эти глаза напротив, – да ты, милок, капусту любишь, как бабочка- капустница, до сладкой дрожи в коленях. Да ты, если надо, всю тюрягу обежишь, а сыщешь мне нужного человечка. Да ты и на большее из-за этих грязных бумажек подпишешься. Например, маршировать по кромке в противоположную сторону».
2
Отчего-то покеда зам забил болт на опеку неполюбившегося ему заключенного. Другие хитрожопые дела засосали или чрезвычайка какая отвлекла, гадал Шрам. Гадал по дороге в камеру, которую выбрал для себя сам, забашлял, и теперича его препровождают в новые прибамбаснутые апартаменты. Еще чуток, позволил Шрам своей фантазии раскрепоститься, и отбирать камеры начнем по каталогу, как бабь! – шмотки. Типа, не хочу с решеткой в клетку, а хочу с решеткой в ромбик. Представился Сергею карикатурного пошиба обритый тип в полосатой робе и с гирей на ноге, понтово раскинувшийся в кресле. За спинкой кресла почтительно дожидаются вертухаи. А «уголок» в «браслетиках» переворачивает листы шикарной полиграфии альбома «Углы», на которых рекламные виды хат с позирующими зеками, а рядом в столбик пропечатаны удобства, услуги, стоимость.
А чего тут смешного? С другой стороны? Все так уже и есть, разве каталог пока не отпечатан. Отель «Угловые Кресты» по сути уже вовсю существует для денежных людей, и цены на камеры исчисляются по- гостиничному «столько-то в сутки». Хочешь сам выбирать, а не упираться на случай – гони хрусты, парень.
Сергей не пожабился бы и на одиночку со всеми удобствами, и на двух-, трех-, четырехместную. Да не надо. Мало народа – облегчение работе следующего киллера. То же самое – когда народа пропасть, теснота и давка. Требовалось что-то среднее, где поостерегутся работать внагляк и где нетрудно за всеми уследить.
Сергей подобрал…
3
С бесконечной вязанки «эмтивишных» клипов, с негритянских скороговорок и полуголых девочек переключили на неунывающий и по ночам шестой канал. Телевизор казал хорошо – антенна выведена на крышу, снабжена усилителем.
Перед камерой распинался приглашенный в студию артист, знакомый обоим по презентациям и юбилеям. Из петербургских заправских и душевно оплачиваемых весельчаков. Балагура слушали вполуха.
– Тебе мою механическую бритву оставить?
– Ты б еще опаску предложил. Не шаришь, что это по понятиям значит?
– Не думал, что и бритва смыслом нагружается. Гляди, она у меня хоть и не новая, но еще надежная. Мне ее перед самым арестом коллеги презентовали.
– Вот то-то и оно.
Двое, что скучали сейчас перед «ящиком» и потягивали мадеру прошлогоднего урожая, давно уже не посещали презентации и юбилеи. Их с разницей в полгода выщелкнули из обоймы великосветских городских развлечений. Оба проиграли свои партии. Вернее, проигрывали, потому как последний, окончательный мат никому из них поставлен пока что не был.
– Зачем чуваку с такой клоунской будкой задают серьезные вопросы? Он же отвечает всерьез, а выходит лажа. – Бывший депутат петербургского ЗакСа Праслов сделал небольшой глоток и, прежде чем проглотить мадеру, погонял туда-сюда во рту.
– Вот смотри, мы с тобой чахнем тута, а этот баран колобком катается, – с досадой произнес бывший бизнесмен от пароходных причалов и прибылей Талалаев, в семейных трусах сидящий на стуле перед телевизором. Похожий больше на отдыхающего в кругу семьи пенсионера. – . Вот думаю, так и надо было пристраиваться. Улечься гибкой прокладкой типа «Либресса» между пластами. Пласты ходят вверх-вниз, вправо-влево. А ты промокаешь, но таки сохнешь и остаешься на месте.
– Да ты-то откинешься через месяц. Так что нечего упадническую хвилософию проталкивать. Дуй керосин и свисти паровозом. – Депутат Праслов не в СИЗО набрался тюремного жаргона, он прилипал к его языку в течение сорока восьми лет жизни. Хотя за свои сорок восемь на нары он угодил впервые.
Артист задумался, выслушав очередной вопрос, в студии установилась тишина, поэтому двум обитателям камеры стало слышно, как за спиной зашуршала простыня. Праслов оглянулся, улыбнулся и подмигнул. Любка в ответ вильнула спиной по простыне, согнула ногу в колене и провела ладонью по черным курчавым волосам, постриженным «дорожкой». Не на голове.
– Подожди, киска, дай от тебя отдохнуть, – вернул взгляд к телевизору бывший депутат. Его беспокойная правая рука все пыталась задушить круглый эспандер. – Попей мадерки.
Пить Любка не стала. Верно, лень было вставать, идти к столу. Она завела руки за голову и прикрыла глаза.
– А книжки мои оставить или в здешнюю библиотеку сдать? Вот, гляди. Карамзин, Черкесов, Сорокин…
– Ты что, уже откинулся?
Телку по имени Любка они пользовали на двоих. За уплаченные ей и вертухаям деньги на воле можно десяток, если не больше, точь-в-точь таких же лялек снять на ночку. Во-вторых, на разнообразие их не тянуло, не мальчики. Тем паче, до того как загреметь в затюремшики, они ворочали такими бабками, что перепробовали все, чего хотели, а здесь баба нужна им разве для здоровья, физического и психического.