ходишь?
Но образованный Сергей прочитал эти слова иначе. «Ходи» – туз, «быстрее» – пиковый, «ходи-ходи» – десятка, «шевелись» – бубновая. То есть почти внагляк объявил Табурет ожидаемую масть. А потом на всякий случай обозначил, что третьей картой у него червовый валет. Чтоб никаких случайностей.
И тогда Прикус смело зашел с пиковых короля и валета.
Молодой радостно покрыл валета пиковой десяткой, а короля восьмеркой бубен. Но тут же поверх его десятки лег пиковый туз, а поверх восьмерки – козырная десятка.
– Тридцать семь. Хватает с горкой. Теперь я за рулем! – довольно потер потные ладони выигравший, сгреб брошенные карты и зачем-то жженой спичкой мазнул по картонке, будто и так не все ясно.
– А ну-ка дай колоду пощупать, – на правах держащего камеру затребовал Сергей.
– Пожалуйста, – без запинки протянул карты Табурет.
И по его роже сразу было ясно, что никто колоду спецом не заряжал, обыкновенная колода, не на этом Табурет с Прикусом всех обувают.
Впрочем, и Шрам принял колоду не токмо для проверки. Для проверки он туснул два раза, которых за глаза хватило, чтобы въехать – нет в колоде ни маркированных карт с подрезанным краем, ни карт с выпуклой и вогнутой подрезкой. И главное, что в колоде все тридцать шесть единиц, то есть никто не держит пальмированного туза в рукаве.
А в следующие взмахи рукой Шрам уже делал колоду в нужную себе сторону:
– А почему бы и не перекинуться от скуки? Давайте так, выкупаю я должок этого пацана. Сколько там всего? – лениво, как удав, полюбопытствовал Шрам.
Это был прихват конкретный и бесповоротный. Если бы Шрам сел играть просто так, обувальщики могли бы тут же вспомнить какое-нибудь дюже срочное и неотложное отвлекалово, И слиться. Могли бы ставку приземлить до одного бакса, и молотись с ними полночи. А так – никуда не деться.
Молодой торопливо, пока не передумали, подвинулся. И Шрам присел на освободившееся место.
– Мне восемьсот и Прикусу восемьсот пятьдесят, – обреченно вздохнул Табурет.
– Ну тогда по восемьсот двадцать пять. Сдвигай, – протянул Сергей отлистованную колоду Прикусу.
– Вообще-то я выиграл. Значит, мой черед сдвигать, – проблеял Табурет.
– Чтоб непруху переломать – имею право? За сдачу с меня двойной банк, – отрезал Шрам с барского плеча так убедительно, что Табурет ныть дальше передумал.
Прикус засопел, подвигал пучками бровей, почесался, но сдвинул.
И Шрам честно накрыл нижней частью колоды верхнюю подснятую часть. Еще пока так, что одна половинка по длине на треть сдвинута ко второй. И тут же правой рукой барским жестом швырнул меж игроками пачку «Мальборо»:
– Угощайтесь! – Это он хитрым образом отвлекал, потому что в сей же миг чуть встряхнул кистью левой руки.
В замедленном показе это выглядело бы так: безымянным и мизинцем он захватил верхнюю половину карт. Распахнул колоду, будто книгу, а сложил уже в прежнем порядке. Как было до снятия. Но, ясное дело, наточенные пальцы шуршанули быстрее, чем глаза игроков от дармового курева вернулись к левой руке.
Табурет нервно задымил. Прикус не стал. Шрам раздал по три карты и объявил козырь – трефы.
Прикус сменил тактику'. Точнее, сменил систему подачи сигналов. Он взял свои жалкие три карты сразу в обе руки, причем оттопырив указательный левый палец. То есть просил зайти в пику. Шрам дал партнерам поменжеваться. Но только Табурет наконец решился зайти и полувынул из трех одну карту, Сергей расстелил веером три свои карты картинками наружу:
– Бура, – В натуре у Шрама состояли король, десятка и туз треф. – Четвертной переписываю с Табурета на Прикуса, как-нибудь разминетесь, – легко подхватился с лавки победитель и повернул голову к отмазанному первоходке. – Ты понял, чем обязан?
Просравшие Прикус и Табурет безмолвствовали.
– Понял, – завороженно прошептал молодой.
– Кстати, как там тебя?
– Китай.
– Не умеешь, не садись играть, Китай, – зевнул Шрам и побрел обратно. Туда, где продолжали травиться байки. Он и сам не мог понять, зачем спас сопляка. Наверное, луна во всем виновата.
А Плафон уже рассказывал за вертухайские шнурки:
– Ну, типа, не положено рядовым попкарям в ботинках со шнурками. Только офицерам дозволено. А тут один вертухай пошел к знахарке и говорит, хочу, мол, звание внеочередное. Та, типа, не удивилась, обсыпала ему лысину пеплом и дала пососать лягушечью косточку. И строго-настрого наказала в ночную вахту, когда командиры слиняют, переобуваться в ботиночки со шнурками.
Тот так и сделал. А в ночную смену редкий пошарь не прикемарит. Вот и наш под утро примостился на часок подавить харю. А вот знахарка эта совершенно не собиралась попкарю погоны лепить. На самом деле у нее неделю назад с поличным зятя-щипача взяли, а она очень не хотела, чтоб дочка того с зоны ждала. Погубить, типа, зятя старая курва порешила и наворожила на шнурочки. И только притух вертухай, шнурочки сами собой развязались и в щелку уползли искать по камерам ненаглядного зятя.
А зятю-то подфартило. Его уже на пересылку отправили. А шнурочки обозлились, ведь не имеют права они наказ ведьмин забастовать. Ползают теперь по камерам и душат дрыхнущих невинных зеков, так что и следов не остается. По одному в месяц. А лепила как бы по тупости диагнозы лажовые ставит – то сердечный приступ, то грыжа, то туберкулез. И главная закавыка – неведомо, на какой крытке это деется.
