выскочил наружу. Сейчас, наверное, торчит за дверью на шухере.
Как урки попали в сарай, Игорь понимает. Бывало, использовали зеков как рабсилу. Не самим же ломаться. Наверное, Вадик якобы повел зеков перекидывать уголь или уголовники якобы что-нибудь переносили из корпуса в один из складов.
Сначала Игорь не мог поверить, что это происходит с ним, происходит наяву, происходит на рабочем месте. Потом Игорь не мог взять в толк «за что?», и чего от него добиваются. Теперь Игорю объяснили, отчего и почему, и что уркам от него нужно. Теперь Игорю страшно хотелось домой, в деревню, на лавку перед домом, чтобы о ногу терся Васька-кот. Он бы отдал все накупленное и накопленное, чтобы вернуться сейчас в Куземкино. Но, Игорь открыл глаза, он не в Куземкино, он на угольном складе.
– Спроси, он дозрел? – подал голос второй, явно старший в этой паре уголовник, держащийся позади.
– Ты дозрел? – спросил первый. Повернулся к старшему: – Молчит.
– Заговорит, – прилетело от второго.
– Бляха, пакета нету! – огорченно сказав бандит, оглядевшись. – Ща бы их любимый ментовский способ применили. Мешок на голову. Действует безотказно, как пурген.
– Лом возьми, – подсказал второй.
– А точно!
Бандит поднял с пола лом, выбрав из нескольких покороче и потолще.
– Не все ментам нас конопатить и месить. Ты знаешь, – пальцы бандита сжали подбородок, – как меня ваши в обезьяннике мордовали?! «Колбасами» с песком! Иглу в десну втыкали, понял, чмо! А до того ОМОН на задержании отходил ботами. Ща, ментяра, все у меня узнаешь!
Бандит размахнулся ломом, как дубиной.
«Да нет! Не будет он! Пугает! Я же надзиратель!»
Тусклое железо описало дугу… Гранатой разорвалась боль в коленной чашечке. Потом почему-то непереносимо взыли сразу все зубы, его здоровые, крепкие зубы, запуская сотню каленых стрел в мозг. И накрыла темнота, как попугая тряпка…
…Отступила.
– Ну вот и очухался.
Игорь узнал голос первого бандита. Да, твою мать, он уже их различает по голосам.
– Может, ему лом в задницу засунуть?
– Можно, – одобрил второй. – Но для начала сделай ему из яиц гоголь-моголь. Погоди-ка! Держи окурок, чего добру пропадать.
– Дело. Сейчас мы ему…
Изнутри по колену методично лупил таран. Как на качелях: вверх взмываешь – отпускает, ухаешь вниз – и пронзает. Игорь повторял себе, заклинал себя: «Своих не продавать, не простят, нельзя, я с ними, не продавать, не простят…»
А зековские пальцы расстегивали форменные пуговицы. Затрещала от рывка тряпка – хана тельнику с начесом. Бандюган, подмигнув жертве, затянулся, раскаляя сигаретный уголек, и затушил окурок о грудь Игоря Макеева.
О Господи, мать родная, никогда не думал, что это так больно!!! Сердце будто дверью защемило, у меня ж никогда не болело сердце…
– Не дозрел наш фрукт?
– Эй, слышь? – Опять пальцы задрали подбородок. – Ты дозрел? Не, крепится.
– Тогда приступай к гоголю-моголкъ
– Ага, – не скрыл своей радости первый бандит. – Сперва наметим рукой.
«Нельзя», – отчего-то это слово загорелось под закрывшимися глазами Игоря. Потом каждую буковку этого слова боль разнесла на куски, будто в неоновую рекламу попала молния.
Тряпка во рту впитывала слюну и крики, то и другое не выпуская наружу. Трусы намокали и липли к коже. Накатила тошнота, и наконец пришел настоящий страх.
– А теперь ломиком.
Больше Игорь держаться не мог.
– Стой, Боксер! – приказал второй. – Наш терпила башкой замотал. Спроси его по новой, дозрел ли.
Игорь расслышал и бурно закивал.
– Ну, Боксер, вытаскивай кляп. Слушать будем.
– Вы меня не убьете? – сплюнув, через тяжелые вздохи проговорил Игорь.
– Не знаю, еще не знаю, – ответил второй зек. Он подошел ближе, и Игорь мог его теперь хорошо рассмотреть: не высокий и не низкий, крепко сбитый, с оловом в глазах. – Пойдешь в сознанку, будешь стараться, отпустим. Хотя ты жизни не заслуживаешь. Ну, говори!
– Да, я убил этого… ну на «П», вашего товарища.
– Гниль! – Бандит, которого, выяснилось, звали Боксер, провел в живот Игоря незамысловатый апперкот.
