нигде не спрячешься.
И снова Холмогоров тоскливо уставился в окно.
– Я не договорил, Шрамов. Повязывай ты меня, не повязывай – все тебе без толку.
– Почему?
– Потому что меня вот так, – кум положил ручищи себе на горло, – держат. И та хватка посильнее любой твоей. Из нее мне ни как не выскочить.
– Кто держит? – Шрам наклонился вперед.
– Человек. – Холмогоров прижмурил гляделки. Казалось, за последние пять минут у него на роже заметно прибавилось морщин. Может, и в самом деле прибавилось. – Всего один человек.
– Кто он?
– Логачев Александр Станиславович.
Имя-отчество отчего-то знакомые. Стоп-стоп, ну как же!
– Лепила?! – Шрам не скрыл обалдения.
– Доктор, – подтвердил кум.
Сергей подумал, что начальник свихнулся и бредит. Вон и вешдоки по полу в облепиховом растворе киснут – газетки с астральной туфтой.
– Именно доктор. – Холмогоров давно уже забыл про сигарету, она у него бесцельно дымилась в руке. Дымок выписывал кренделя и параграфы. – Никто другой не смог бы… Обломался бы…
– Но как, на чем держит? Наркота?
– Ха! Если бы наркотики! Плевал я на наркотики. Плевая я на все, с чем можно справиться своими, этими вот, – кум показал раскрытые ладони, – руками. Поверь, что я управился бы со всем, что в человеческой власти.
– Что? Что? Не тормози, начальник!
– СПИД. Слышал про такую болячку? У меня СПИД, Шрамов. И знает про то лишь доктор, у которого я прохожу каждый год медосмотры. Представь, если узнают все. От меня даже соседи по дому побегут, как от чумного. Представь, дети мои узнают. Только пулю в висок…
– А жена? – спросил ошарашенный Сергей.
– Я уже давно в разводе. Сразу, как узнал, развелся. От каких-то шлюшек и подцепил. Я инфицирован, но не болен, понимаешь? Все как бы нормально, но где-то, – начальник ткнул себя пальцем в область сердца, – сидит зараза. Сколько по знахарям да по магистрам черной и белой матери не валандался – анализы безнадежны. Потому и пляшу под докторскую дудку. Думаешь, это я устроил из СИЗО казино, бордель и деньговыжималку? Думаешь, мне это надо было?
– Ясно. – Сергею, в натуре, все стало наконец конкретно ясно и предельно понятно. Раз попутался начальник, второй, и дальше поволокло по кочкам. Коготок увяз – всей птичке веники, и без СПИДа запутываются и не такие селезни. – Сниму я тебя с докторской удавки, как спелый ананас с груши.
– И перекинешь себе в руку.
– Перекину. У тебя есть другие идеи? – Шрам поднялся. – Судьба твоя такая, начальник, на кого-то пахать. Где мобильник?
Должна быть мобила, куда без нее.
Холмогоров повернулся, снял с этажерки бюстик Горького на толстой подставке, что-то там сделал, подставка раскрылась, как шкатулка, и начальник извлек из нее «моторолу».
– Будем выправлять ситуацию, – сунув «трубу» в карман, Шрам двинулся к выходу. – Включай обратно городской и лечи всех подряд, что ты ведешь переговоры, держишь под контролем и вот-вот все уладишь. Чтоб никаких штурмов, атак и снайперской подлости. Пока я не возвернусь. И кстати, снять тебя с докторской пики для меня раз плюнуть. У меня такие сыскари горбатятся, им отыскать закладку «В случае моей смерти…» проще, чем два пальца обоссать.
За дверью кабинета Сергей обнаружил прежнюю компанию.
– Что нафишкали?
– Ты знаешь, что нам делать? – взялся говорить за всех тот самый, лет шестидесяти.
– Знаю.
– Тогда, может, возьмешься банк держать?
– Возьмусь. С одним условием. Подчиняться без базара и своевольства. Никаких «почему» и «зачем». Кто вякнет против – сразу вне закона.
– Заметано! Идет! Да век воли не видать! – обступило со всех сторон.
– Тогда так. Обзовись. – Шрам кивнул ветерану.
– Мотор.
– Ты, Мотор, отвечаешь за начальнический корпус. Чтоб с заложниками не беспредельничать. Вертухайское оружие на место, в оружейку. Чтоб ни ствола не пропало. И ждать меня. Джеки, Боксер, Китай и ты, – Шрам показал на человека, зататуированного почти до полной синевы, – со мной.
Глава двадцатая
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ДИАГНОЗ
