когда она, что-то пробормотав во сне, придвинулась, чтобы чувствовать его  рядом. Тянулись бессонные часы, если удавалось задремать, то лишь на миг. Он хотел бы,  чтобы утро не наступало никогда и чтобы не пришлось ему, человеку, избравшему себе  ремеслом исцеление больных глаз, объявлять: Я ослеп, а с другой стороны - хотел, чтобы  поскорее рассвело, и выразил свое пожелание в этих самых словах: Поскорее бы рассвело, хоть  и знал, что света дня не увидит. По совести говоря, проку от незрячего окулиста мало, разве что  толково и профессионально информировать органы здравоохранения об угрозе  общенациональной катастрофы, поскольку появился новый, доселе невиданный и неизученный  вид слепоты, распространяющейся с очень высокой интенсивностью, передающейся от  человека к человеку, то есть, попросту говоря, заразной, и, насколько можно судить, не дающей  никаких предварительных клинических проявлений вроде, например, воспаления или иных  симптомов дегенерации или инфекции, в чем доктор мог убедиться на примере того слепца,  которого осматривал накануне, или на своем собственном - ничтожная близорукость, легкий  астигматизм, то и другое выражено так слабо, что он пока не считал нужным пользоваться  корректирующими линзами. Глаза, переставшие видеть, глаза, ставшие незрячими, пребывают  меж тем в полнейшем порядке и без малейших признаков врожденной или  благоприобретенной, застарелой или свежей патологии. Он вспомнил, сколь тщательному  осмотру подверг слепца, как одна за другой все доступные офтальмоскопу части глаза  оказывались в идеальном состоянии, без намека на болезнетворные изменения, что само по себе  редкость, когда больному, по его же словам, тридцать восемь лет, да и в более молодом  возраста - тоже. Он не может быть слеп, пробормотал доктор, позабыв на миг, что и сам слеп,  вот как далеко может человек зайти в своем самоотречении, и это случается не только здесь и  сейчас, вспомним, о чем толковал нам Гомер, пусть и совсем другими словами. Впрочем, это  только кажется, что другими.

Когда поднялась жена, он притворился спящим. Почувствовал, как она чуть прикоснулась  к его лбу губами - поцеловала так нежно и осторожно, словно боялась нарушить то, что  представлялось ей глубоким и крепким сном, и, быть может, думала при этом: Бедный, он так  поздно вчера лег, все ломал голову над редким случаем, думал, как помочь тому слепенькому.  Оставшись один, доктор, чувствуя, как густое и плотное облако, наползая с груди к лицу,  медленно душит его, через ноздри проникая внутрь и ослепляя, коротко простонал, ощутил  навернувшиеся на глаза, покатившиеся вдоль висков две слезы, подумал: Наверно, белые, и  понял теперь, как страшно было его пациентам, когда они говорили: Доктор, что-то, мне  кажется, я стал хуже видеть. В спальню с кухни доносились милые домашние звуки, скоро  заглянет жена посмотреть, встал ли он, потому что пора отправляться в клинику. Осторожно  поднялся с постели, нащупал и надел халат, побрел в ванную, помочился. Потом повернулся  туда, где всегда висело зеркало, и на этот раз не спросил: Что же это такое, а, не сказал: Есть  миллион причин для того, чтобы в мозгу заблокировалась зона, отвечающая за зрение, а лишь  простер руки, пока не уперся пальцами в стекло. Он знал, что отражение - там, в зеркале, что  образ смотрит на него, видит его, а он его - нет. Услышал голос жены из спальни: А-а, встал  уже, сказала она, и он ответил: Да. И тотчас ощутил, что она рядом: Доброе утро, любовь моя,  ну, как ты, после стольких лет брака они все еще обменивались такими вот нежностями, а  потом так, словно игралась пьеса и настал его черед подать реплику, он сказал: Да, знаешь,  неважно, с глазами что-то. Жена восприняла только вторую часть фразы: Ну-ка, покажи,  попросила она, очень внимательно осмотрела и сказала: Ничего не вижу, то есть совершенно  явно перепутала и произнесла его текст, ибо произнести эти слова надлежало ему, что он и  сделал, только немного небрежней, вот так примерно: Ничего не вижу, и добавил: Думаю, что  меня заразил вчерашний пациент.

Жены врачей, живя с ними бок о бок, с течением времени сами начинают немного  разбираться в медицине, а жена этого окулиста во всех смыслах была ему близким человеком и  не могла, следовательно, не знать, что слепота - болезнь не заразная, инфекцией не передается,  это не холера какая-нибудь, и никто пока еще не ослеп от того, что поглядел на него слепец,  ибо это вопрос личных взаимоотношений человека и глаз, данных ему при рождении. Но, во  всяком случае, медик обязан знать, что говорит, для того он и в университете обучался, а если  этот доктор мало того, что объявил себя слепым, но еще и уверяет, будто заразился, то, как бы  хорошо ни разбиралась в медицине его жена, сомневаться ей не приходится. Само собой  разумеется, что бедная женщина, оказавшись перед лицом непреложной очевидности, повела  себя точно так же, как и любая на ее месте, где, как мы знаем, побывали уже две ее товарки по  несчастью, то есть, обняв мужа, выказала все признаки живейшего и совершенно естественного  огорчения: Что же делать, повторяла она сквозь слезы, что же нам теперь делать. Прежде всего  сообщить санитарным властям, в министерство здравоохранения, если это и вправду эпидемия,  необходимо принять безотлагательные меры. Но эпидемия слепоты - вещь небывалая и  невиданная, слабо возразила женщина, цепляясь за соломинку последней надежды. Слепца с  абсолютно здоровыми глазами тоже никто никогда не видел, однако же таких обнаружилось по  крайней мере двое. И едва лишь он произнес последнее слово, как, изменившись в лице, почти  грубо оттолкнул от себя жену и сам отшатнулся от нее: Отойди, не приближайся, ты тоже  можешь заразиться, и сейчас же ударил себя кулаками по голове: Ох, какой же я идиот, идиот,  безмозглая тварь, доктор, называется как я мог не подумать об этом, всю ночь рядом, в одной  постели, мне надо было остаться в кабинете, закрыть двери, да и то. Ради бога, не говори так,  чему быть, того не миновать, пойдем, я приготовлю завтрак. Оставь меня, уйди ты отсюда. Не  оставлю и не уйду, ты что же, будешь спотыкаться, падать, натыкаться на стулья в поисках  телефона, искать в справочнике, не видя его, номера телефонов, а я, по-твоему, - спокойно  смотреть на все это, сидя под стеклянным колпаком во избежание заразы. Потом она крепко  взяла его за руку и сказала: Пойдем, милый.

Было еще слишком рано, когда врач, и сами можете представить, с какой охотой, выпил  чашку кофе и съел тостик с маслом, приготовленные упрямой женой, слишком рано, чтобы  застать на рабочем месте должностных лиц, которых он счел нужным известить. Для пользы  дела и сбережения времени он, рассуждая логически, собрался обратиться прямо к кому-нибудь  из самого высокого начальства в министерстве здравоохранения, однако намерение пришлось  переменить, как только стало очевидно: совершенно недостаточно представиться доктором  таким-то, располагающим важнейшей и срочнейшей информацией, чтобы убедить чиновника  помельче, с которым нашего окулиста, снизойдя к его долгим просьбам и уговорам, наконец  соединили, доложить вышестоящему. Тот желал знать, о чем речь, хотя малым детям понятно -  ни один врач, мало-мальски сознающий свою ответственность, не станет сообщать о  возникновении эпидемии первому попавшемуся клерку, ибо возникнет паника. На это было  сказано: Вы назвались доктором таким-то, готов, если вам угодно, в это поверить, но порядок  есть порядок, и, пока вы мне не скажете, в чем дело, я никому докладывать не стану. Дело это  строго конфиденциальное. Строго конфиденциальные дела по телефону не обсуждают, так что  лучше бы вам явиться лично. Я не могу выйти из дому. Вы что же - больны. Да, болен, после  некоторого колебания промолвил слепец. В этом случае я бы на вашем месте вызвал врача,  только - настоящего врача, и, довольный собственным остроумием, дал отбой.

Это было подобно пощечине. Лишь спустя несколько минут доктор пришел в себя и смог  пересказать жене, как с ним обошлись. А потом, словно только сейчас осознав то, что должен  был бы уразуметь давным-давно, печально пробормотал: Вот из какого вещества все мы и  состоим - из равнодушия пополам с подлостью. И что, спрашивается, теперь делать. Тут он  понял, что попусту теряет время и что передать информацию, минуя чиновников, можно  единственным способом - поговорить с директором своей клиники, поговорить как врачу с  врачом, а уж потом тот пусть приводит в действие громоздкие бюрократические маховики и  шестеренки. Жена набрала номер, который помнила наизусть. Когда ответили, доктор назвался  и торопливо произнес: Спасибо, хорошо, без сомнения отвечая на вопрос секретарши: Как  поживаете, доктор, мы, когда не хотим выказать слабость, всегда говорим: Спасибо, хорошо,  хотя бы даже и при смерти лежали, железными обручами стягиваем сердце, производя  единственную в своем роде кузнечно- кардиологическую процедуру. Когда директор взял  трубку и осведомился, как дела, доктор спросил, один ли тот в кабинете, не может ли  кто-нибудь подслушать их разговор, секретарша не в счет, очень ей нужно слушать про  офтальмопатии, вот женские болезни - это дело другое. Доклад вышел сжатым, деловитым,  исчерпывающе полным, лишенным иносказаний, недомолвок, лишних слов и до такой степени  клинически бесстрастным, что директор удивился: Вы в самом деле ничего не видите.  Абсолютно ничего. Во всяком случае, нельзя исключить, что это совпадение и вы не  заразились. Согласен, однако же мы с ним ослепли не так, чтобы он там, а я тут, не встречаясь  друг с другом, слепец пришел ко мне на прием, а спустя несколько часов ослеп я сам. Как бы  нам разыскать его. Фамилия и адрес имеются в регистратуре. Немедленно пошлю туда  кого-нибудь. Врача. Ну, не курьера же. Вам не кажется, что следует сообщить в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату