пехотинцев. Противоположный берег чуть выше, что создает французам идеальные условия для обороны. Мы закрепляемся на достигнутом рубеже, и я прошу следующий позади нас батальон обойти населенный пункт и овладеть переправой через Сиул примерно в 12 километрах южнее Сен-Пуркена.
Неприятель тем временем чувствует себя за взорванным мостом увереннее и не подозревает, что час его уже пробил. Командир ударной роты 3-го батальона (Йохен Пайпер) докладывает в 14 часов 20 минут об овладении переправой через Сиул и о пленении целой неприятельской роты, включая и захват ее вооружений — французы пытались отступить на Ганна. Батальон быстро переправляется на другой берег и атакует французов, остающихся в Пуркене, — 3-й батальон наносит удар с тыла врага, и вскоре без особых потерь бой завершен.
Мои передовые подразделения, покинув Сен-Пуркен, организуют преследование отступающего противника в направлении на Ганна. Уже к 16.00 Ганна взят без боя, и мы посылаем разведчиков в Виши.
Завалы из спиленных деревьев на дороге Ганна—Виши не дают нам возможности выполнить поставленную задачу до наступления темноты. Уже на подъезде к Виши мы захватываем врасплох батальон тяжелой артиллерии, допотопные грузовики французов не могут одолеть крутой подъем. Орудия — образца Первой мировой войны и явно небоеготовы, — до войны они наверняка спокойно пылились в каком-нибудь музее.
Без каких-либо потерь стрелки-мотоциклисты разоружают французов и маршем направляются на Ганна. Французский офицер со слезами на глазах взирает на брошенные орудия.
— Какой позор! Солдаты Вердена такого бы не допустили!
Мост через Алье оказывается в исправном состоянии, так что есть возможность контакта с немецкими частями в Виши. 19 июня пленено еще 17 офицеров и 933 солдата и сержанта. На лицах пленных французских военных усталость и безразличие.
20 июня 2-й батальон наступает на Клермон-Ферран, где захватывает на летном поле аэродрома 242 самолета самых различных типов, кроме того, 8 танков, множество автотранспортных средств и другого оборудования.
Вдобавок к нам в плен попадает генерал-майор французской армии, 286 офицеров и 4075 солдат и сержантов.
Взятый в плен под Пон-дю-Шато французский капитан, вызвавшийся отправиться в Клермон- Ферран в качестве парламентера для переговоров о добровольной сдаче города, застрелен французами, невзирая на белый флаг в руке.
23 июня передовые подразделения выдвигаются к Сен-Этьенну и, не доезжая 2 километров до Ла Фуйлуз, наталкиваются у перекрытой завалами дороги на яростный огонь противника. Завалы находятся за выступом горы, что затрудняет нам обстрел. Располагаем 3,7-см противотанковую пушку, обойдя выступ, и это дает возможность обстрелять засевших за завалом французов.
Ударная группа, укрывшись в придорожном кустарнике, пытается разведать обстановку за завалом. Я вместе со второй группой размеплаюсь в придорожном кювете, но тут щелкают выстрелы, а из-за завала показывается танк и, гремя гусеницами, объезжает выступ горы. Мы, вжавшись в дно кювета, смотрим, как на нас грозно надвигается эта махина. Наконец танк оказывается на одном уровне с нами, между ним и противотанковой пушкой от силы пара десятков метров. Раздается выстрел из противотанкового орудия, и тут же мы слышим визг рикошета. Второй выстрел — тот же результат. 3, 7-см снаряды отскакивают от брони танка! Видим, как танк направляется прямо на орудие и посылает снаряд прямо в орудийный расчет. Но буквально в нескольких метрах от огневой позиции танк разворачивается и отползает назад за завал. Мы со вдохом облегчения замечаем, что башня у него заклинена — наш снаряд свое дело сделал. Но трое бойцов орудийного расчета погибли на месте. Они — последние жертвы кампании во Франции летом 1940 года.
Перед позициями ударной группы я насчитываю в общей сложности 6 танков, скрывающихся за завалом. Это устаревшие машины, ветераны Первой мировой, изготовленные еще для наступления 1919 года, которые так и не успели использовать по назначению.
Полчаса спустя экипажи отводят их, убоявшись наших снарядов. Путь на Сент-Этьенн свободен. На следующее утро 1-й батальон входит в город. Пленены несколько сотен французов.
В 21 час 45 минут мы узнаем, что между Италией и Францией достигнуто перемирие.
Сражения во Франции завершены. А война? Завершится ли на этом война?
Мы с недовольством воспринимаем известие о создании демаркационной линии и о том, что нам до 4 июля предстоит отойти из этого района. Теперь наш полк подчинен командованию 12-й армии и ранним утром маршем уходит на Париж — нам предстоит участие в параде победителей.
Несмотря на поражение, население Франции относится к нам весьма положительно, можно сказать, даже дружелюбно. Уже под Парижем мы узнаем о потоплении французского флота британскими военными кораблями в порту Дакара. Это известие французы восприняли очень болезненно. Никогда — ни до, ни после мне не приходилось видеть во Франции, как столько людей плачет, не скрывая слез. Решение Черчилля во Франции расценили не как продиктованное военной необходимостью, а как преступление против страны.
Париж окружен плотным кольцом частей дивизии фон Бризена. В центр города можно проехать лишь по специальному разрешению комендатуры и по предъявлении соответствующего документа. Пользуясь возможностью, показываю своим бойцам достопримечательности французской столицы. Поскольку намеченный парад сначала перенесен на более поздний срок, а потом и вовсе отменен фюрером, наш полк покидает Париж и маршем направляется в Метц.
Прошу разрешения у Зеппа Дитриха выехать на сутки раньше — хочу свозить солдат на обагренное кровью поле битвы под Верденом. Разрешение получено, и уже 28 июля 1940 года несколько сотен наших бойцов осматривают форт Дуомон.
Вместе с ними пробираюсь через казематы, которыми 25 лет тому назад овладели гауптман фон Брандис и оберлейтенант Хаупт вместе с их бесстрашными гренадерами-бранденбуржцами. Мы, не в силах вымолвить слова, стоим у огромного каземата с замурованным входом, где нашли вечный покой сотни наших солдат.
Изувеченная снарядами земля вокруг превращенного в руины Дуомона говорит сама за себя. Здесь сплошь воронки — настоящий лунный ландшафт. Тонкие стебли суховатой травы не в силах скрыть страдания, выпавшие на долю этой земли. Траншеи и ходы сообщения прорезают все вокруг.
Между Дуомоном и казематом мы видим могилу павшего товарища, еще совсем свежую — молодой солдат пал здесь всего несколько недель назад. Обнажив головы, мы стоим у этой одинокой, затерянной могилы, видя слева и сотни других могил, постарше. Тысячи деревянных крестов… Здесь слова человеческого языка бессильны. Полки, батальоны, роты, взводы, о которых напоминают вот эти кресты, не нуждающиеся в пояснениях — они говорят сами за себя.
От каземата с прахом павших мы направляемся к Воксбергу и пытаемся мысленно представить себе масштабы подвига немецких и французских солдат в июне 1916 года. Взобравшись на полуразрушенный купол форта, мы пытаемся проследить путь лейтенанта Киля, который вместе с группой около 40 гренадеров сумел пробиться через восточный фланговый ров в сердце форта. Но тщетно — обуявшая людей мания разрушения не оставила и следа от прежнего ландшафта, перекроив его до неузнаваемости. Перед нашим мысленным взором мелькают силуэты атакующих пехотинцев, которые, невзирая на ураганный огонь защитников форта, прорываются через пробитую снарядом брешь в переднем эскарпе. Мы представляем саперов, бросающих в бойницы гранаты, подавляя орудийные расчеты. Сегодня изувеченный бронированный колпак беспомощно лежит у наших ног.
Пока я рассказываю своим пехотинцам, в каком ужасном положении оказались французы — защитники форта, мне чудится грохот канонады французской артиллерии, пытающейся согнать немецких пехотинцев с купола форта.
В темных проходах мы обнаруживаем на стенах и сводчатых потолках обожженные места — следы воздействия немецких огнеметов. Мы потрясенно смотрим на цистерну — еще одно свидетельство гибели французов, силясь представить себе муки жажды, выпавшие на долю защитников форта. Но и остававшимся наверху немцам тоже приходилось туго — каждая фляжка, проносимая сюда сквозь свинцовый дождь, была обагрена кровью тех, кто доставлял им драгоценную воду.
