в тридцать четыре шага и проскользнуть под портик, занятий браминами и кшатриями.
Это уже было слишком. Раздались яростные протесты. Несколько сидевших индусов вскочило со своих мест и бросилось на нечестивца с поднятыми палками. Другие жестоко ругали его, и поднялся такой шум, отчего сам китмудгар показался в дверях.
Китмудгар, или хозяин бенгало, был здоровый малый, геркулесового сложения, с хитрым и, вместе с тем, жестоким выражением лица. В нескольких словах ему объяснили все, и он, повернув к нищему свое, горевшее гневом, лицо, сказал:
– Собака, по какому праву ты оставил свою подстилку и пришел нарушать сон тех, на кого ты даже не смеешь смотреть?
– Потому что я хочу войти в бенгало, – просто ответил пария.
– Что тебе там нужно?
– Мне нужно видеть одного человека…
– Кто этот человек?
– Это ты…
– Я' – сказал китмудгар с презрением и, нахмурив брови, он замахнулся, чтобы ударить парию, как вдруг тот, не обращая внимания на угрозу, быстро приблизился к китмудгару и шепнул ему на ухо священные слова:
– Анкайяль Каннамайя!Эти два слова, шепотом произнесенные парией, произвели на китмудгара магическое действие. Выражение лица его мгновенно изменилось, и, опустив поднятую руку, он наклонился к нищему.
– Откуда ты идешь? – прошептал он ему на ухо.
– Из Нирваны, – ответил пария.
– Куда ты идешь?
– В Нирвану.
– Что ты хочешь от меня?
– Сейчас ничего. Но я хочу, чтобы вечером ты доставил мне средство достигнуть святилища Кали, богини видимого и невидимого.
– Все будет, как ты хочешь.
И, повернувшись к толпе еще раздраженных индусов, он громко сказал:
– Оставьте этого человека в мире. В нем живет дух Ганеса – он сумасшедший и не достоин вашего гнева: он и так наказан богами.
Раздражение не улеглось при этих словах, а, напротив, шум увеличился. Одним взглядом китмудгар окинул толпу и прошептал на ухо парии:
– Чтобы совершенно успокоить их, тебе нужно показать свое искусство. Ты должен владеть тайнами учения гуссаинов, потому что ты сам гуссаин, как я вижу по твоим четкам.
Гуссаинами называются нищенствующие монахи, полускоморохи, полуколдуны, исходившие всю Индию вдоль и поперек, и занимающиеся при случае жонглерством, достойным самых искуссных фокусников и последователей черной магии.
– Когда они заснут, – продолжал китмудгар, – ты найдешь меня в задней комнате и скажешь все, что ты желаешь, прежде чем отправиться в дорогу. Прощай.
И он удалился, обменявшись во второй раз со странным пришельцем таинственными словами:
– Анкайяль Каннамайя.
Китмудгар дал хороший совет парии. Население Индостана чувствует безумную страсть ко всякого рода жонглерству и фокусам, в которых так искуссны факиры.
Пария, не теряя ни секунды, принялся приводить совет в исполнение.С проворством обезьяны он разостлал на утоптанной земле, вместо ковра, часть своего рубища, вытащил из-за пояса две тростниковые палочки, просверленные несколькими отверстиями, что делало их похожими на свирель, а также и другие инструменты и симметрично разложил их на земле у своих ног.
Лишь только толпа увидела эти знакомые каждому приготовления, настроение ее быстро изменилось. Шепот удовольствия прошел по всем группам. Ближайшие индусы почтительно расступились и образовали вокруг него круг; все внимательно и напряженно смотрели на парию и в их глазах светилось любопытство.
– Это гуссаин, – говорили, теснясь, индусы, – он сейчас начнет свои фокусы.
Пилигрим-пария начал жонглировать несколькими медными шарами, но вскоре перешел к более трудному.
Он разбивал свежие яйца и вынимал из них то мелкие монеты, то зерна хлеба, четки и даже маленьких трепещущих змеек, выползавших из яйца в белке и желтке, как будто они там пробыли долгое время.
После этого он взял зерно, посадил его в землю маленького горшка, бормоча какие-то заклинания. Через несколько минут зерно дало росток, и на глазах у зрителей вырос стебель и покрылся листочками, а еще через минуту все увидели, как стебель превратился в целое растение, высотою более фута.
Толпа, затаив дыхание, следила за движениями Парии, и лишь изредка у кого-то вырывалось восклицание удивления. Мнение о парии-нищем совершенно переменилось. Очевидно, это был гуссаин, магик первой степени. Как же раньше никто не заметил невероятной худобы его тела, свидетельствующей о суровом аскетизме и умерщвлении плоти, широких белых полос, проведенных известью по лбу, носу, вдоль рук и шеи?
Но скоро удивление сменилось энтузиазмом, когда все увидели, что гуссаин поднялся, пошел и взял стоявшую в углу двора маленькую узкую корзинку, которую до сих пор никто не замечал, и поставил ее перед собою.Корзина еще не была открыта, как все отгадали, что находится в ней. Там были cobras capellos, страшные змеи, укус которых смертелен и которых только самые искуссные из гуссаинов умеют приручать и очаровывать.
Взяв корзину, пария позаботился сорвать с одного из столбов, окружавших веранду и покрытых вьющимися растениями, горсть зеленых листьев того самого растения, которое, по установившемуся мнению у очарователей змей, обладает странною способностью делать неуязвимым каждого, умеющего этим пользоваться.
Обезопасив себя таким образом, пария открыл корзину, из которой тотчас же показались отвратительные черные головы. Одни высовывали свои раздвоенные языки, другие страшно шипели.
Пария начал водить по воздуху, вокруг высунутых змеиных голов, стеблями сорванного растения, которыми он заранее запасся. Он проводил широкими листьями вдоль, то и дело извивающихся, их чешуйчатых кольцеобразных тел.
Когда змеи, обессиленные этими, как бы гипнотическими, пассами, вылезли из корзины на импровизированный ковер, он схватил свою двойную дудку-свирель и принялся наигрывать странную мелодию, в высшей степени заунывную и монотонную.
Змеи, казалось, были очарованы этой варварской музыкой.
Они перестали извиваться по земле и, неподвижные, вытянулись наполовину перед артистом, стоя с поднятой головой, с устремленным в одну точку взором.
Тогда пария бросил свой инструмент и смело схватил одну из змей. Он заставлял ее скользить у него между руками, проводил ногтями по ее длинному телу, обвивал ее себе вокруг шеи и рук, кусал ей хвост и даже язык и брал в рот их черную плоскую голову.
Это обычные приемы индийских жонглеров, по крайней мере, самых искуссных. Пусть думают, что он делает этих пресмыкающихся безвредными, вырывая им ядовитые клыки. На самом же деле, они только изучают с удивительной тщательностью их характер и привычки. Они знают, с какой медлительностью и робостью движутся змеи, в особенности во время процесса
