. Он быстро схватил конверт и взглянул на адрес: письмо было адресовано на имя мисс Деборы Токсон.
Пензоне протянул его кузине. Та с лихорадочною поспешностью схватила его, развернула и дрожащим голосом стала читать:
«Милая Дебора!
Это письмо содержит последнее «прости» твоего отца»…
Прочитав эту первую фразу, у молодой девушки подкосились ноги и она опустилась на кресло, которое Пензонепоспешил придвинуть к ней. Буквы прыгали у ней перед глазами. Она не в состоянии была продолжать чтение и протянула письмо кузену, взглядом прося его почитать.
«…Мне очень прискорбно, – писал далее мистер .Токсон, – что я покидаю тебя, не прижав к своему сердцу Но я хочу пощадить и тебя, и себя самого от волнения и слез, этих постоянных спутников всякого прощания.
Итак, Дебби, прости меня, за внезапный отъезд: пусть также извинит и Пензоне. Он думает, что я не замечая его старания помешать исполнению задуманного мною опыта. Добрый мальчик! Его забота о лаковом ящике достаточно подтвердила его намерения. Пусть он успокоится: у него больше не отнимут ящика, потому что, в конце концов, он не так уж необходим для исполнения моего плана.
Для исполнения моей задачи, мне совершенно достаточно папируса, который я ношу с собой»…
– Старый дурак, – проговорил сквозь зубы Пензоне, – и продолжал далее:
«…Я один отправляюсь на розыски гондапурского святилища. Последний мой разговор с хозяином этой гостиницы убедил меня, что я встречу многочисленные препятствия, если отправлюсь на поиски этого храма в своем западном платье. Поэтому-то я купил на рынке в городе полный туземный костюм, в который и переоделся. И под этими-то одеждами я попытаюсь обессмертить свое имя»…
– Теперь ясно, – заметил Пензоне, – почему мы нашли всю его одежду на своих местах.
«…Прошу тебя, дорогая дочь, ждать меня в продолжении двух дней вместе с Пензоне в этом бенгало, где я вас оставляю. Если же по истечении этого срока я не возвращусь, то вы тотчас же отправляйтесь в Америку.
«…30-го апреля 1902 года будьте в гондапурском святилище, чтобы присутствовать при моем пробуждении, которое должно совершиться по обычаям и уставу секты нирванистов.
Будучи уверен, что ты поступишь согласно моей воле, оставляю тебе, милая Дебора, благословение любящего тебя отца.Дж.Т.А.Токсона.
Ниджигул, 30-го апреля 1895 г. 5 часов вечера»
Это письмо произвело на обоих молодых людей неприятное впечатление. Несколько минут они молчали, не зная, что делать, что говорить, что думать.
Дебора, подавленная этим новым горем, чувствовала себя сиротой. Ее отец погиб. Она не плакала но ее неподвижные и слухие глаза, более чем потоки слез, указывали на отчаяние, которое испытывала теперь эта всегда мужественная и не падавшая духом молодая натура.
– Не все еще потеряно, – тихо произнес Пензоне.
Дебора вопросительно посмотрела на него; в глазах ее блеснул луч надежды.
– Ваш отец отправился в пять часов, а теперь только шесть. У нас найдется средство быть в харме раньше его.
Мисс Дебора продолжала смотреть на него.
– Хотя ваш отец, – продолжал он, – имеет целый час впереди, но это ничего не значит, так как он не знает дороги в Гондапур. Я уверен, что в конце концов он попадет на настоящую дорогу, но предварительно проблуждает немало времени, пока найдет ее. А мы же можем прямо отправиться в Гондапур ближайшей дорогой.
– А вы знаете дорогу? – прервала его Дебора
– Нет не знаю, – ответил Пензоне – но мы найдем кого-нибудь, кто знает, китмудгара, например; а раз мы отыщем знающего дорогу человека, то я заставлю его проводить нас.
– Чем же вы заставите?
– Вот этим.
И с этими словами Пензоне вынул из кармана револьвер, заряженный еще в Чикаго шестью патронами
– Я решился на все, – сказал он, – чтобы придти на помощь вашему отцу. Не будем же терять времени и примемся за поиски проводника. Прежде всего, по моему мнению, нужно отыскать китмудгара. Я твердо уверен, что этот человек знаком с обитателями Гондапура. и поэтому мы получим от него необходимые данные.
Молодые люди снова стали обыскивать весь бенгало.
Они заходили во все комнаты, заглядывали в каждое строение.
– Этот человек без сомнения исчез, сказала Дебора. Мы его везде искали.
– Только не здесь, ответил Пензоне, открывая «а повещенной циновкой дверь, ведущую во внутренний двор.
– Посмотрим-ка, нет ли его тут.
Они проникли во двор.
Но едва Пензоне перешагнул через порог, как весь насторожился.
Слышны были приглушенные стоны, как будто плакал полузадушенный ребенок.
– Вы слышите что-либо, Дебора? – спросил он.
– Да, как будто кто-то зовет вон в той стороне.
Они поспешили к небольшой двери, за которой метис
запер несчастную Ситу.
– Помогите, помогите! – кричала она. – Сжальтесь! Освободите меня!
Пензоне толкнул дверь. Она была заперта на ключ. Тогда он наклонился к замочной скважине и спросил:
– Что вам нужно? Дверь заперта. Можете ли вы открыть ее изнутри?
– Я заперта здесь, связана, мне грозит смерть, – ответила Сита на этот раз по-английски. – Спасите меня.
Пензоне более не распрашивал. Он налег плечом на дверь – она затрещала; он напряг все мускулы, рванул – и дверь соскочила с петель.
Сита лежала на земле. Одежда ее была разорвана. Лицо было перетянуто шарфом, который она вытащила изо рта, водя головой по соломе, но этим движением сдавила себе горло. Она не могла освободить ни рук, ни ног, крепко связанных веревкой.
Пензоне и Дебора бросились освобождать несчастную. Разрезать и снять веревки, поднять ее и вынести из хлева, бывшего для нее тюрьмой, – все это было делом нескольких минут.
Сита, очутившись на свободе, не знала как благодарить своих спасителей. С грациозной живостью, свойственной женщинам ее страны, она схватила их руки, прижала их
