Она отмахнулась от страшных мыслей и снова сконцентрировала внимание на своих руках и ногах.
Тем не менее, хотя она очень старалась об этом не думать, невозможно было совсем от влечься от реальности: прижавшись к щеке пятидесятиметровой каменной головы, она несется вместе с ней куда-то на страшной высоте с такой головокружительной быстротой, что скалистая равнина видится внизу сплошным желтым туманом.
И все это надо терпеть из-за какого-то незнакомца, которого она совсем не знает. Вдруг он опасный человек, или даже убийца, или, может быть, верный слуга Лорда Света? И вот ради него она рискует своей жизнью. И не только своей. Если верить Королеве, от нее, от Мерле, зависит судьба Венеции.
Внезапное осознание своей роли так поразило Мерле, что на какой-то момент ее руки ослабли. Левая рука тотчас соскользнула с бугорка, но правой рукой она успела ухватиться нa каменный выступ, такой небольшой, что на нем едва нашлось бы место для цветочного горшка. В панике она стала сучить нотами, ища опору, но ноги сорвались с каменного края, и какую-то долю секунды она висела над пропастью.
— Вот так, — сухо бросила Королева Флюирия.
Мерле напружинилась, пальцы левой руки, к счастью, успели нащупать выступ, и она рывком подтянулась кверху, одновременно упершись во что-то нотами. И стала карабкаться дальше.
— Неплохо.
— Спасибо за поддержку, — процедила Мерле сквозь зубы.
Еще два-три метра, и она у цели, в углу каменного рта.
— Ну вот и получилось.
— Ты будто этого не ожидала.
— Думаешь, тогда я бы тебя отпустила?
Эти слова подтвердили опасение Мерле: Королева при желании может управлять ее, Мерле, телом. Такое открытие ее не слишком обрадовало, но сейчас голова была занята другим.
Мерле уцепилась за кромку трещины в нижней каменной губе, подтянулась вверх и, сильно оттолкнувшись ногой, перевалилась через губу прямо в глубь каменного рта.
С криком покатилась она куда-то вниз, в пустоту, и шлепнулась на что-то твердое.
Слава Богу, что там не было зубов, на которые можно напороться. И языка там тоже не было. Просто — широкая полость, как пещера. А дальше — сплошная тьма, сквозь которую ничего не разглядеть. Может быть, там проход внутрь черепа? Или это всего лишь задняя стенка глотки?
Мерле поднялась и взглянула на внутреннюю сторону губы.
Человека там уже не было, но не по его воле. Он просто не удержался на губе и, как Мерле, соскользнул вниз, в полость рта. Там он и лежал — на ворохе своих белых прядей, словно и большой молочной луже.
Но человек дышал. Даже тихо стонал.
Мерле стала подбираться к нему на четвереньках. Стук собственного сердца отдавался к ушах. Она остановилась, отдышалась и поползла дальше. Из-за усталости или от волнения она почти не чувствовала ни ног, ни рук. Если он и вправду на нее набросится, ей несдобровать. Ох, зачем ее сюда занесло?
- Эй! — тихо окликнула его Мерле.
Он лежал на боку, к ней затылком. Его длинные белые волосы разметались во все стороны, и если бы он встал, они доходили бы ему до колен. Левая рука у него была прижата к боку, правая вытянута вдоль тела. Пальцы — большие и узловатые — скрючены. Сквозь светлую кожу просвечивали синие жилы, будто струйки чернил на белом листе бумаги.
- Эй!
Пальцы на руке шевельнулись, задергались и сжались в кулак. Потом снова бессильно разжались.
Мерле глубоко вздохнула, призвала на помощь все свое мужество и стала медленно, согнувшись, обходить человека. При этом было одинаково страшно поворачиваться спиной и к нему, и к темной дыре, зиявшей там, где начинается горло. Она решила красться лицом к человеку и на время забыть об опасной темноте.
Мерле была рада, что Королева помалкивала. Ей сейчас вовсе не были нужны колкие замечания по поводу ее нелепых, даже идиотских действий.
— Вы ранены?
Она все ближе подкрадывалась к человеку и уже могла разглядеть его лицо.
Глаза у него были открыты и смотрели прямо на нее, следили за каждым ее шагом.
У Мерле по спине поползли мурашки.
— Вы живы, — сказала она. — Почему же вы ничего не говорите?
Вопреки его ясному осмысленному взгляду, губы ему не повиновались и лишь подрагивали. Или он притворяется? И только того и ждет, когда она совсем приблизится? Может, он — лилим без когтей?
По его лицу пробежала судорога, брови поползли вверх, на лбу обозначились морщины, и он теперь казался просто жалким и беспомощным стариком.
Что за странное превращение?
— Он тебе не сделает ничего плохого.
Слова Королевы Флюирии немало ее удивили. От Королевы она привыкла слышать одни лишь предостережения.
— Ты в этом уверена?
— Он очень слаб. Видимо, погибает от жажды.
Мерле тут же вспомнила, — что в лагере погибшей царской экспедиции она набила провизией полный рюкзак. Рюкзачок словно прирос к ее спине, и она о нем совсем забыла. Теперь она сняла мешочек с плеч, открыла бутылку с водой, понюхала — кто знает, не протухла ли вода, — и поднесла к лицу человека.
— Хотите? Можно вас напоить?
— Для того ты сюда и явилась.
Мерле молча кивнула, приподняла одной рукой его голову и смочила водой иссохшие губы. Белоснежные волосы старика были легкими и пушистыми, хотя казались густыми и спутанными. Ясные и настороженные глаза глядели на Мерле с таким вниманием и живостью, будто на нее смотрел совсем здоровый человек, а не какой-то полутруп. Пристальный взгляд блестящих глаз ее смущал. И даже пугал.
Мерле крепче прижала горлышко бутылки к его губам, потом отвела руку, ожидая, пока он слизнет с губ воду, а затем поднесла бутылку к его рту.
Наконец он качнул головой. Довольно.
Она обтерла горлышко подолом платья и заботливо закупорила сосуд. Кто знает, может быть, вода им еще понадобится. Первая бутылка уже пуста, это — вторая, и теперь тоже почти пуста. Осталась только третья, последняя.
Она сунула бутылку обратно в рюкзак к оставшимся запасам провианта.
— Спасибо, — вырвалось из губ старика. Но при этом его лицо осталось неподвижным, не шевельнулись ни его скулы, ни язык, хотя она отлично его слышала.
— Я… благодарю тебя.
Он говорил на венецианском наречии, хотя с едва заметным акцентом.
Мерле помогла ему сесть, прислонив спиной к внутренней стороне каменной губы. Ее снова удивила почти воздушная легкость его волос — будто белые лепестки цветка коснулись ее рук.
— Как твое имя? — спросила она.
— Холод.
Значит, не цветочные лепестки, а снежные хлопья.
— Холод? И все?
— Зимний Холод.
Она недоуменно взглянула на него и улыбнулась.
— А я — Мерле. Просто Мерле.
Старик был очень слаб, руки у него тряслись. Но достаточно было заглянуть ему в глаза, чтобы понять: его голова в полном порядке. Он сосредоточенно смотрел на девочку и слушал, стараясь ее понять.
