Он ужаснулся, увидев, как Габриель отбросил свой любимый ключ и бросился наперерез мчащемуся локомотиву. Раздался резкий свист, и Рокко застыл от ужаса. Едва не попав под колеса, Габриель с криком устремился к мальчику. Его лицо искривила гримаса боли и отчаяния. Он с силой дернул его за рубашку, обхватил руками и прижал к себе. Так они и стояли, крепко обнявшись, обдуваемые мощными вихрями, оглушенные стуком колес и свистом локомотивов, перепуганные до смерти, между двумя проносящимися мимо них в разных направлениях грохочущими поездами. Составы мелькнули и исчезли вдали, возмущенный воздух успокоился, но Габриель и Рокко все стояли на том же месте, не в силах разжать руки. Затем они одновременно перемахнули через рельсы, скатились с насыпи и упали в траву среди первых весенних цветов, ловя ртом воздух. К ним бежали несколько мужчин, работавших неподалеку.
– На волосок от гибели, Рок. – Габриель встал, протянул руку мальчику, помогая ему подняться.
– Да, Гейб. Я стоял на другом пути и не слышал свистка второго локомотива.
– Трудно понять, что их два, когда поезда идут в одно время, – Агнелли стряхнул золу с плеча Рокко.
– Эй, вы, бездельники! – раздался грубый, хриплый голос. – Я высчитаю из вашего заработка штраф за этот час. Это вам не лагерь бродяг, а Центральная железная дорога.
Габриель медленно повернулся, с недоверием глядя на десятника. На его лице застыла маска дикой ярости. Копившиеся днями боль, злость и раздражение выплеснулись наружу. Ослепленный гневом, он обрушился на десятника.
– Моя жизнь и жизнь этого мальчика намного дороже ваших поганых тридцати пяти центов в час, – кулаки Габриеля то сжимались, то разжимались. – Передай это своей Центральной дороге, идиот. Подавись своими тридцатью пятью центами. Мы увольняемся.
Десятник неуклюже двинулся к Габриелю. Это был здоровый, грубый мужчина с хитрыми маленькими глазками под красными опухшими веками. Его лицо огрубело от многолетней работы на путях под открытым небом. Изуродованное ухо говорило о буйном нраве.
– Как ты назвал меня? Ты… как? Ты… увольняешься? Убирайся отсюда, дурак. Я уж постараюсь, чтобы ты не увидел своей зарплаты за всю неделю, – Габриель повернулся к нему спиной, словно собрался уходить. Затем резко повернулся и нанес удар от плеча прямо в подбородок десятнику. Тот упал и покатился по земле. Агнелли, не глядя на распростертого в грязи босса, пошел к городу. За ним потянулись с полдюжины обходчиков.
– Вернитесь! Сейчас же вернитесь, не то я сам закончу работу! – закричал десятник. От злобы и гнева у него на шее вздулись жилы.
– Приступайте к работе, босс, – смеясь, крикнул Рокко, – или вам придется остаться здесь до утра.
– Я напущу полицию на вас, иностранные агитаторы! Ты мне еще попадешься, Агнелли, я рассчитаюсь с вами обоими, не будь я Хорас Дейк! – орал он, но Габриель уже был далеко и не слыхал его угроз.
Дейк привык иметь дело со сговорчивыми, часто отчаявшимися людьми, которые как за единственную надежду, цеплялись за эту работу. Он был жестоким, злобным человеком, для которого насилие составляло часть жизни. После сокрушительного удара Габриеля он долго не мог прийти в себя. С трудом встав на колени, он потряс головой, чтобы прояснились мысли, и выплюнул зуб. С помощью одного из нанятых в этот день рабочих, он тяжело поднялся.
– Ты проследи за Агнелли, узнай, где он живет. Я оплачу тебе это время как рабочее. Несколько парней и я подстережем его как-нибудь вечером и расквасим эту красивую мордашку… выбьем пару зубов, – с отвращением он выплюнул еще один зуб.
– Босс, я знаю, где он живет. Я уже проследил за ним, – Гьерд Зорн злобно оскалился. – У меня на это свои причины. Наши цели совпадают – отомстить Габриелю Агнелли и некой блондинке, его подруге. Я встретил одного англичанина… мы, вернее, мой кеб наехал на его экипаж однажды вечером в парке, когда мы оба следили за подругой Агнелли. Мистер Торндайк интересуется Дженни Ланган. Я уже работаю на него. Я показал ему, где она живет. Они с Агнелли живут на одной улице. Ну, не странное ли стечение обстоятельств, мистер Лейк?
В субботний день в конце апреля стояла необычайно теплая погода. После работы Дженни поднялась к Софии поболтать о магазине и новых подругах. В кухню вошел Габриель, разгоряченный, потный, с пылающим лицом. Он избегал Дженни со времени последнего свидания на крыше. Габриель взглянул на нее, и в его душе снова проснулась ревность, когда он представил ее в объятиях другого. И опять его охватило негодование, родилось сомнение. Глядя на румяное, суровое лицо Габриеля, Дженни и не догадывалась, какая буря бушует в его груди. Она засуетилась вокруг него. Продолжая разговаривать с женщинами, она встала, налила кружку пенящегося пива из стоявшего в углу почти пустого бочонка, подала Габриелю, взяла его за руку и усадила рядом с собой. Как только Рокко появился в дверях комнаты, Дженни сунула ему в руку четверть доллара. Мальчика не надо было ни о чем просить, он знал, что нужно делать. Широкая улыбка озарила его лицо, он схватил бочонок и побежал в бар на углу.
Дженни была оживлена, но немного напряжена. Однако в ней не чувствовалось усталости и подавленности, как той ночью. «Как она красива», – подумал Габриель. Он смотрел на девушку злыми глазами. Ее вид, звуки ее голоса, без которых он чертовски скучал, взволновали его. Он и сомневался в ней, и верил ей одновременно. Он уговаривал себя, что, возможно, ошибался, Дженни не изменяла ему, и что, скорее всего, есть очень простое объяснение ее поступку. Да, но он видел собственными глазами, как ночью она повела Карвало в свою квартиру. Как это можно объяснить? Габриеля снова охватили подозрения.
– Извини, что прерываю тебя, Дженни. О чем ты рассказываешь? – спросил он.
– Уволили Милдред Морган без всякой причины. Уволили бедную вдову, у которой на руках трое детей. После пяти лет безупречной работы! – сказала девушка, удивляясь и негодуя. – Хотелось бы знать, за что? – требовательно спросила она и стукнула кулаком по столу. Все присутствующие – Саверио, София, Медея, девочки, Фред Фостер и Джоко Флинн – согласно кивнули головами. – Представляете, ей даже не выплатили полагавшуюся прибавку к зарплате! Она научила меня работать, рассказала, как хранить товар, а они ее выгнали. – Послышались тяжкие вздохи, восклицания, и возмущение. Габриель решительно прервал стенания родственников и друзей.
– Итак, Дженни Ланган, теперь ты видишь, как жестоко обошлись с хорошим работником. Теперь ты знаешь, что и в Америке существует несправедливость.
– Ах, Габриель! Ты хочешь сказать, что я наивна? – воскликнула девушка. – Послушай, самоуверенный нахал, я расскажу обо всем Джеси. Он славный, добрый человек и попытается что-нибудь сделать для Милдред.