Ей потребовалось собрать все свое мужество, чтобы не взяться за рукоятку револьвера.
— Когда ты подстригла волосы?
Вопрос прозвучал неожиданно, но он был лучше многих других, которые Хью мог задать.
— Когда поступила в Детройтскую полицейскую академию.
Выражение его лица стало еще мрачнее. Он снова принялся пристально рассматривать ее. Взгляд задержался на ее губах. Когда-то он сказал, что у нее потрясающая улыбка и что одни только ее поцелуи способны довести его до оргазма. Став старше и мудрее, она теперь понимала, что мужчины часто говорят подобные вещи женщинам, чтобы затащить их в постель. Но с Хью все было наоборот. Это она умоляла его, казалось, целую вечность. Он отвергал ее каждый раз, потому что тогда ей было только семнадцать, отвергал, хотя сам не раз говорил, что они созданы друг для друга. Он хотел подождать и проявил достаточно выдержки. До ее восемнадцатилетия.
Тейлор вздохнула с облегчением, когда он перевел взгляд на ее значок.
— Если ты детройтский полицейский, зачем носишь этот?
— Я уволилась.
— Почему?
— Были на то личные причины.
— Должно быть, немалые. Отказаться от того, что могло принести хорошую пенсию... — Он медленно протянул руку и потрогал сверкающий кусочек металла. — Это принесет тебе намного меньше.
Было невыносимо ощущать близость его пальцев у груди. Видит ли он, как затвердели ее соски?
— Деньги еще не все.
Рука Хью упала.
— Слышал, что твой старик повредил ногу. С ним все в порядке?
— Поправится месяца через полтора.
— Что произошло с Сандовалом?
— Горожанам осточертели его хамские методы. Отцу пришлось уволить его.
— А других претендентов на эту должность не было?
— Я оказалась наиболее опытной.
Как и следовало ожидать, эти слова заставили его снова внимательно всмотреться в ее лицо, на этот раз сосредоточившись на глазах. Казалось, целую вечность он просто смотрел, а точнее, пытался прочесть ее мысли. Но она уже не была для него открытой книгой, как прежде, однако позволила ему прочесть в своем взгляде сожаление... и отказ подчиниться ему. Но ни одно из этих чувств, похоже, не произвело на него впечатления.
— С опытом ты или без него, все равно тебе не следовало возвращаться, — сказал он наконец.
Уловив более спокойные нотки в его голосе, Тейлор позволила себе приступить к разговору, ради которого приехала.
— Тебе тоже не следовало приезжать. Люди нервничают, Хью.
— Боятся, что кровожадный метис снова впадет в неистовство?
Ей было неприятно, что он так говорит. Никто в округе, за исключением снобов наподобие Марсденов, никогда не говорил ничего унизительного по поводу его происхождения.
— Давай скажем так: у тебя есть здесь друзья, которые обеспокоены, не вынашиваешь ли ты замыслы о мести.
— А разве невиновный не имеет права думать о мести?
Нет, она не полезет в расставленную им ловушку. Придется сказать то, что ему не понравится.
— Мой отец... шеф намерен получить от тебя заверения, что ты уедешь прежде, чем произойдет то, о чем все мы будем сожалеть.
— Скажи отцу, чтобы не тратил попусту слова.
— Никто не хочет неприятностей, Хью.
— Правильно. Вот почему ты явилась сюда с оружием.
— Я получила его вместе со значком. Тебе это известно.
— Уходи, Тейлор. Убирайся с земли, принадлежащей моей матери, и уноси ноги из этого злосчастного городка. Это не то место, которое ты помнила. Наверное, мы обманывали себя, считая его лучше, чем он был на самом деле.
— Жаль, что я не могу уехать, теперь слишком поздно. Я уже дала слово остаться.
— Когда-то ты дала слово мне, — бросил он, и его сжатые губы растянулись в усмешку. — Но мы довольно быстро поняли, чего оно стоит.
Неужели ей показалось, что он ожесточился? Нет, он стал безжалостным. Пусть так. Надо только заставить его понять, что и она изменилась тоже.
— Прими мои поздравления, — сердито огрызнулась она. — Ты доказал, что умеешь рассуждать как настоящий ублюдок. Но мое сообщение остается в силе. Никаких беспорядков. Понятно?
— О, я все прекрасно понял.
И внезапно он схватил ее за ремень и, резко дернув, прижал ее бедра к своим.
— А ты постарайся уяснить следующее: если ты когда-нибудь вновь приблизишься ко мне со своей пушкой, то непременно пусти ее в ход!
Глава вторая
— Хью!
При звуке женского голоса, в котором явно прозвучал упрек, Хью выпустил Тейлор и медленно сделал шаг назад, затем другой и только тогда, вновь обретя уверенность в себе, перевел взгляд на мать.
Она быстро шла по бетонному полу склада, и ее поношенные ковбойские ботинки издавали стаккато в напряженной тишине. Мать сильно изменилась с тех пор, как его бросили в тюрьму, и самое большое сходство с ним состояло в том, что она тоже почти перестала улыбаться. Ботинки, джинсы и мужская клетчатая ковбойская рубашка оставались ее униформой, в дополнение к ним она носила фартук с огромными карманами. В магазине он всегда был из грубой бумажной ткани, а дома она меняла его на хлопковый. Ничего не изменилось с тех пор, как она начала дело. Что касается волос, то они у нее всегда были собраны в пучок в строгом немецком стиле.
Когда она приблизилась, Тейлор заметила, что лицо ее искажено, взгляд выражал беспокойство и неодобрение, а когда-то добрые карие глаза метали искры. Это старило ее красивое лицо, и без того обожженное безжалостным солнцем и изборожденное морщинами. И так как Тейлор внесла немалую лепту в выпавшие на ее долю переживания и сердечную боль, вполне естественно, что Джейн Терман Блэкстоун не проявила ни радушия, ни даже присущей ей любезности.
— Все в порядке, мама. Я не собираюсь наделать глупостей и позволить, чтобы меня снова бросили в тюрьму.
Она остановилась в нескольких футах от них и, скрестив на груди сильные загорелые руки, резко спросила у Тейлор:
— Что ты здесь делаешь? Тебя никто не приглашал.
— Знаю, миссис Блэкстоун, — пробормотала Тейлор с кивком, послужившим одновременно приветствием. — Но у меня к вам дело. Возможно, вы уже слышали, что шеф Беннинг упал, ремонтируя