– Я поставлю проектор.
Анна вскочила и прошла в другую комнату, почти сразу же вернувшись с проектором и кассетой с ячейками. Она нервничала, или, может быть, подумал Джош, она разволновалась с того момента, как в ее глазах мелькнуло удивление.
– Вставь, пожалуйста, слайды.
Женщина протянула ему кассету. Джош почувствовал ее замешательство и удивился этому. Молча он заполнил круглую кассету и отдал ей, глядя, как Анна устанавливает кассету в проектор. Она протянула руку и включила светильник у себя за спиной, и они остались в темноте, едва рассеиваемой пятном света от лампочки на противоположной стене комнаты. Потом нажала на кнопку, слайд опустился в объектив и на стене ожила целая сцена: пространство голых скальных утесов и тени от песчаных холмов Долины Царей. Анна коротко задохнулась, наклонившись вперед.
– Как величественно, – выдохнула она.
Джош рассматривал ее четкий профиль.
– Почему?
– Масштаб, абсолютно подавляющие размеры всего этого. Поэтому я люблю горы: это особый род красоты, такой массивной, первозданной и устойчивой, что можно поверить в вечность.
– Поэтому я всегда стремлюсь туда вернуться, – сказал Джош. – Если бы у меня там и не было работы, я бы ее придумал.
– Но у тебя есть еще и горы.
– Они более человечны, в них есть жизнь. Тебе надо увидеть пустыню, она чудесна и ужасающа одновременно. Любой пейзаж, который там встретится, безжалостен, но снова и снова притягивает людей. Это вроде как темная сторона нас самих, грубая и жестокая, но извращенно привлекательная.
Анна не сводила с него глаз. Через минуту она встряхнула головой.
– Это далеко от той красоты, о которой я говорила, – и нажала на кнопку, чтобы перейти к следующему слайду.
На несколько минут холодная белая гостиная превратилась в золотисто-коричневый пейзаж шероховатых поверхностей и ослепительного света. Анна как бы чувствовала волны тепла, колыхавшиеся над запыленными телами рабочих, трудившихся над скалой; могла почти ощущать скрип песка на зубах и слышать скрежет стали по камню. Она так и сидела, наклонившись вперед, погрузившись в экзотическую сцену, которая окружила ее почти полностью. «Я хотела бы оказаться там, – подумала она. – Мне хотелось бы находиться там, когда делались эти фотографии».
Джош описал каждый слайд спокойным голосом, но с такой страстью, что казалось, вел сейчас Анну по этому миру, который она никогда не видела. Он рассказал ей о Хосни – «лучший смотритель работ, которого только можно желать, самоучка-египтолог, знающий больше, чем многие эксперты, и единственный человек, который работает на раскопках в белых брюках и никогда их не пачкает». Назвал имена рабочих, работавших с ним все эти годы, что они ищут могилу Тенкаура. При этих словах его голос стал еще более возбужденным от того, что должно было случиться дальше.
– Они будут откапывать коридор довольно быстро, пока не найдут росписи на потолке и боковых стенах, потом будут медленно перемещаться ползком, выполняя ручную работу – и Хосни вызовет меня, когда они доберутся до первой двери. Обычно она ведет в большую квадратную комнату с еще одной дверью в задней стене, за которой есть переход в другие комнаты. Воздух тяжелый и горячий и такой спертый, что им невозможно дышать. Но мы видели могилы с пшеницей, которую оставляли рядом с фараоном, чтобы помочь ему прокормиться на долгом пути в следующую жизнь, и она прорастала в этом темном, закупоренном помещении, прежде чем умереть без воды. Это потрясающая вещь, такая жажда жизни; скорее стихийная, чем эмоциональная. За исключением любви, я думаю, потому что она – синоним жизни. – Он сделал паузу. – Мы не имеем понятия, сколько здесь может быть комнат и большие ли они; мы знаем, что в последней комнате всегда находится саркофаг с мумией, заключенной в гроб, внутри. И если мы относимся к числу воистину благословенных, то теперь она ждет нас здесь, каменная плита саркофага, ждет, когда мы поднимем ее...
Анна была захвачена звучанием этих слов и силой его голоса.
– Я хотела бы увидеть это. И прикоснуться. И почувствовать воздух...
– Мы это можем устроить, – сказал Джош. – Тебе действительно нужно побывать здесь; фотографии – только набросок. Есть еще один последний слайд.
Анна нажала на кнопку. Каменные ступени заполняли освещенное пространство, в углу фотографии в кадр попали женские пальцы.
– Рука Кэрол, – сказал Джош. – Знакомая, которая снабжает меня книгами по искусству; я уже упоминал о ней. Не ожидал, что она будет так возбуждена раскопками. Этот слайд последний.
«Я хочу, чтобы это была моя рука. Я хочу, чтобы это я стояла здесь, рядом с ним, смотрела на эти ступеньки и представляла себе, что находится там, где они кончаются».
– Чудесные слайды, – сказала она. – На мгновение почувствовалось, что там очень тепло.
Она включила светильник за своей спиной. Они заморгали от вспыхнувшего света и улыбнулись друг другу. Нервозность Анны вернулась, и она сосредоточилась на вынимании слайдов из кассеты и укладывании их в желтые коробочки. Ее угнетало воспоминание о том, как резко она отшатнулась от него, когда он пришел. Анна превратила простое приветствие в сложный маневр, а это ей было несвойственно. Это могло получиться непроизвольно, ведь он был в отъезде немногим больше недели. Однако, показалось, его отсутствие длилось дольше; она так обрадовалась, увидев его, что сама была удивлена. Как позволила она Джошу стать такой важной частью ее жизни, что восемь дней показались долгим сроком? «Мне надо подумать об этом. И мы поговорим об этом, если я хочу продолжать видеться с ним. Не сегодня вечером, а в ближайшее время».
Но они не поговорили. Они встречались случайно. В начале октября Анна взяла два новых дела и даже перестала ездить в Тамарак. Джош два раза уезжал ненадолго этой осенью; его дни и вечера были заняты лекциями и встречами со студентами, заседаниями комитетов в музее; он писал, разговаривал по телефону с Хосни, которому пока что нечего было докладывать. Потом, в начале декабря, он пригласил Анну на благотворительный ужин в Музей Древнего Мира.
