Бартоломью забрал бумагу и быстро пробежал глазами. Он был в полной растерянности.
— Сумма, должно быть, превысит десять тысяч фунтов! — воскликнул он. — Но мы и так уже обратили его в бегство. Еще одна неделя, от силы две — и мы могли бы добить его и без этого. Зачем тебе понадобились лишние траты?
— Затем, что мне не терпится его прикончить, Боунз! — резко сказал Саймон, когда Арман начал хихикать. — Филтон строит ей глазки, в гостиной невпроворот полунищих юнцов и старых развратников. Я просто хочу скорее завершить это дело. Не более часа назад я сообщил ему, что продал все его счета ростовщику, который занимается подобными бумагами. А кроме того, рассказал ему о Роберте и Джеймсе. Так что теперь Филтон знает, за что он наказан. Торговцы получили свои деньги — это хорошо. Мы получили небольшую компенсацию за хлопоты. Эти средства я уже отправил благотворительным организациям — примите мою благодарность, джентльмены. А Филтону я дарю персонального кредитора. Это довольно энергичный и усердный парень, он его в два счета упрячет во «Флит»[26] или куда-нибудь подальше, если мерзавцу не хватит ума сбежать на континент.
Саймон посмотрел на каминные часы.
— Я так думаю, сейчас он уже выехал из Лондона. Для начала спрячется у себя в поместье — зализывать раны, потом будет готовиться к отъезду в Кале или какой-нибудь безопасный иностранный порт.
— Вот в этом вы ошибаетесь, Саймон, — сказал Джастин, выступая вперед. — Я видел его четверть часа назад, когда шел сюда из Палтини. Он был здесь, на Портленд-плейс. Я еще посмеялся над ним и сказал, что только зеленые юнцы бродят под окнами в надежде увидеть своих возлюбленных. Я даже пригласил его пойти вместе со мной, но он отказался. Знаете, я думаю, он появился здесь неспроста, тем более теперь, когда вы раскрыли свои планы и он знает, что его песенка спета. Вы не считаете?
— Он шел пешком? — спросил Саймон. В голосе у него прозвучали такие пронзительные нотки, что Бартоломью нахмурился. Несомненно, происходило что-то неладное, но что?
— Да, — подтвердил Джастин. — Но через минуту, когда я уже собирался позвонить в дверь, мне показалось, что он сел в карету. По-моему, я узнал его герб. А что?
— Враг повержен, но не сдается, — вкрадчиво протянул Арман. — Этот мерзавец что-то задумал. На твоем месте, Саймон, я бы не спускал с нее глаз, она — единственный шанс, который у него остался.
— И все потому, что вчера так себя вела, — сказал Саймон. На этот раз в его голосе явственно звучали металлические нотки. — Послушать ее — она только что слюни не пускала ему на шейный платок. Ребенок!..
— Филтон так растаял после одного визита? — спросил Джастин, не скрывая изумления. — Калли, конечно, довольно хорошенькая, но неужели она так легко заставила его пасть на колени? Хотя… подождите… Все дело в приданом, не так ли? Я совсем забыл. Этот глупец думает, что она купается в деньгах.
— Вы совершенно правы, — подтвердил Арман, кивая. — Есть любовь, а еще есть любовь к деньгам. Что может быть лучше, чем возместить потери женитьбой на богатой наследнице? А если к тому же ее брат — очень состоятельный человек, идея становится вдвойне привлекательной. Ради нее Филтон не побрезгует самыми грязными методами. Про шулерство я уж не говорю. Я думаю, ему не составит большого труда похитить ее и опорочить. Тем самым, если поразмыслить, он также нанесет удар Саймону как ее защитнику. Это не такой уж пустяк. Изобретательный дьявол! И что теперь, Саймон?
— Теперь? — Саймон снова сел в свое кресло, вращая между пальцами бокал с шампанским. — Калли сегодня гулять не пойдет. Я попросил Имоджин не отходить от нее весь день, под предлогом приготовлений к балу. Поэтому, даже если ты прав, Арман, мы можем за нее не беспокоиться. И потом, вряд ли Филтон рассчитывает похитить ее у нас из-под носа. Он не настолько безрассуден. Я думаю, ему быстро надоест бродить возле дома и ждать, когда она появится. Он поймет, что его план всего лишь утопия, рожденная отчаянием. Я ему такое устрою или… или сделаю то, что Калли собиралась с самого начала.
— И что это будет? — спросил Джастин.
— Мне придется его пристрелить.
— Вот это дело. — Бартоломью встал и вскинул палец.
— О, сядь, Боунз, я пошутил! — раздраженно сказал Саймон. — Я не собираюсь его убивать.
— Да-да, конечно, — согласился Бартоломью, сердито кивая. — Я не это имел в виду. Просто ты раньше рассказывал, что Калли хотела его застрелить, разве нет? А что, если он здесь вовсе не для того, чтобы убежать с ней, а чтобы убить тебя, Саймон? Я имею в виду, это только твое предположение, что он здесь из-за Калли. Сейчас он тебя ненавидит в два раза больше, чем раньше, ты не считаешь? Могу по себе сказать, я бы, например, возненавидел. Из-за тебя он вынужден покинуть Англию, но прежде чем это сделать, он с удовольствием пустит в тебя пулю. Видит Бог, если бы ты для меня сделал столько же, я бы не устоял перед соблазном.
— Поздравляю, Боунз, однажды ты это уже говорил, — насмешливо протянул Арман из своего угла, где он так уютно устроился. — Саймон дал пищу для беспокойства, а ты и рад стараться, как всегда. Твои пустые разговоры не сулят ничего, кроме сложностей, которых ни один из нас не хочет. Саймон, скажи, ведь Филтон был далеко не в восторге от твоего утреннего визита?
— Я не стал задерживаться после того, как все ему рассказал, если ты об этом. Я не лелеял надежды, что мне предложат прохладительные напитки. Нет, не верю, — Саймон покачал головой, — что Филтон собирается убить меня или убежать с Калли, желая ее скомпрометировать. У Филтона много пороков, но первейших — два: он мошенник и трус. Я думаю, он ехал на Портленд-плейс просить моей милости, в надежде на какую-нибудь отсрочку. Но его смелости не хватило даже на это, и он, поджав хвост, прокрался обратно в свою карету. Сейчас он, вероятно, уже на полпути в свою загородную вотчину. Правда, это ему не поможет, так как он получил поместье без права отчуждения.
— Хорошо, если он там, — сказал Арман, подходя к столику с напитками и наливая себе еще один бокал вина. — Но я предпочел бы прокатиться туда и убедиться лично. Не сесть ли нам на лошадей, скажем, через час? Мы могли бы проехать мимо его дома и посмотреть, снято ли кольцо с двери, а Калли останется здесь. Для верности предупредишь слуг, чтобы были бдительны.
— Согласен. — Саймон допил свое шампанское и перевел разговор на другую тему, намекнув, что за ужином сделает объявление, от которого Боунз потеряет дар речи на неделю.
— Лестер, не трогай пирожное, кому я говорю! Их готовили специально для Имоджин. Тебе нужно уничтожить все, что бы ни оставили на столе. — Сделав выговор своему другу, Калли отодвинула блюдо с единственным шоколадным пирожным и вернулась к незаконченному разговору: — А теперь, когда я сообщила тебе все, что слышала, мне важно знать твое мнение. Что ты думаешь?
Лестер смотрел на шоколадное пирожное глазами человека, несколько дней не видевшего пищи. Это было странно, потому что у него на жилете еще сохранились следы сахарной пудры от кекса, который он доедал по дороге сюда, когда его вызвала Калли.
— Я думаю, что юным леди не положено подслушивать через замочные скважины, вот что я думаю, — сказал Лестер, нахмурясь. — Так сколько же она съела, если осталось только одно?
— Одно, Лестер. Одно. Скарлет приготовила только два пирожных, как особый десерт на завтрак. Имоджин съела одно меньше двух часов назад, а это есть нельзя. Вот так! — С этими словами Калли приподняла блюдо с пирожным и дала ему соскользнуть в мусорную корзину рядом с небольшой конторкой. — Все, Лестер. Все. Понял?
— Ты меня убиваешь, Калли, клянусь, у меня не выдержит сердце, — жалобно сказал Лестер, моргая, чтобы отогнать слезы.
Калли выпучила на него глаза, затем быстро взглянула на набольшие хрустальные часы на туалетном столике. Еще нет и полудня, но столько всего произошло. Приходила Имоджин, взволнованная и трепещущая, намекнув, что во время намеченного скромного ужина свершится нечто выдающееся. Она начала поклевывать шоколадное пирожное, предложенное Калли, прикрывая рукой зевоту, так как ее клонило в сон. Тем не менее она по-прежнему сокрушалась, что ей некогда сомкнуть глаз. И все говорила и говорила — о тесных корсетах, об энергичных сквайрах и сыновьях, которые никогда не обманывают надежд. Потом наконец позволила позвонить Кэтлин. Калли вызвала горничную, и та увела ее, полусонную, вздремнуть перед ленчем.
