общему мнению, что оно служило склепом под часовней в пятнадцатом веке. В действительности эта часть дома еще старше. Норманнские каменщики, которые сделали ее...
Я стала уставать, слушая эту лекцию.
– Одна тысяча шестьдесят шестой год, – сказала я. – Вильгельм Завоеватель.
– Не преувеличивайте. Скажем, год тысяча сотый, судя, по этим стенам. Я искал саксонские камни, которые упомянуты в книге, но не смог найти их. Я предполагаю, что эта часть фундамента ремонтировалась. Но они наверняка здесь. Это доказывает, что здесь было строение. Возможно, дом, возможно, церковь. В тысячном году, а может быть, и раньше.
– Ну и что?
Роджер бросил на меня неодобрительный взгляд:
– Ватсон никогда не говорил: «Ну и что?»
Я уверена, что именно мое легкомысленное поведение побудило его продолжить свою речь:
– Знаете ли вы, что Уорикшир, в котором находился прежде дом, был одной из последних частей Англии, взятой под контроль римлян? Она была заросшей лесами и редко заселена. Земля была слишком плотной для древних крестьян. Два знаменитых римских пути пересекали территорию с севера на юг, но поселений было немного.
После того как ушли римляне, вторглись саксы, приблизительно в пятом веке.
– Затем пришли датчане, затем норманны, – сказала я с нетерпением. – Куда вы клоните, Роджер?
– Я предполагаю, что саксонское строение было церковью, а не домом, – выпалил Роджер. – Использовать камень вместо дерева или вместо мазанки в то время, когда даже фортификационные сооружения делались главным образом из утрамбованной земли...
– Вы хотите сказать, что гипотетический норманнский хозяин имения разрушил церковь и построил свой дом на ее фундаменте? Я сомневаюсь в этом, Роджер. Как и все прочие кровавые завоеватели средних веков, норманны были образцовыми христианами.
– Это только часть моей аргументации. Можно вас попросить помолчать и выслушать меня, не прерывая каждые пять секунд?
– Если вы будете продвигаться вперед...
– Я продолжу после того, как покажу вам кое-что.
Он прошел в дальний угол помещения и осветил своим фонарем участок пола. Видя, что я колеблюсь, он сделал нетерпеливый жест.
Все это помещение было вымощено старинными надгробными плитами. Та, которую освещал Роджер, была настолько стара, что вместо первоначальной надписи остались только едва уловимые следы. Сделав шаг вперед, Роджер провел по одному из знаков пальцем.
– Видите ли вы это?
Я передернула плечами. Думаю, это было недоумение, а не трепет.
– Ветка с двумя отростками? Кадуцей?[7] Бабочка с длинным хвостом?
– Не смейтесь. Это топор, разве вы не видите? Двойной топор. Теперь посмотрите сюда и сюда.
Он переходил от плиты к плите и показывал.
– На этом камне также имеются голуби, – сказал он загадочно. – И рога. То есть голуби, топор и рога.
– Вполне возможно.
– О, черт, да вы не смотрите. Теперь прошу сюда.
Взяв за руку, он потащил меня из этого помещения в следующее. Латунная плита Этельфледы ярко заблестела при свете фонаря. Роджер толкнул меня на колени и нагнул мою голову ближе к поверхности латуни. Он ткнул в нее своим указательным пальцем.
– Стив решил, что это крест. Но я бы сказал, что форма непохожа.
Место, на которое он указывал, было наполовину заслонено его тонкими согнутыми пальцами. Ниже высовывался длинный ствол или древко. Выше сложенной в кулак руки были видны две ветви под прямым углом к стволу. Они казались более толстыми и заостренными, чем у креста, и ствол не сильно возвышался над ними.
Я освободилась от Роджера и поднялась на ноги.
– Вы видите предметы, – сказала я резко. – Что она будет делать с топором?
– Ваше поколение безнадежно безграмотно! – рассердился Роджер. – Неужели термин «двойная секира» не говорит вам ни о чем?
– Почему бы вам не сказать мне, о чем именно?
– Потому, – сказал Роджер, собирая остатки терпения, – что я хочу убедиться, что собранный мною материал говорит вам о том же, о чем и мне. Возможно, это тщетные надежды. Вы слишком невежественны. Тем не менее, взгляните не следующий объект.
Он включил фонарь и стал медленно вести им, освещая арки и капители колонн, образующие часть восточной стены. Верх колонн и примыкающие части арок оказались покрытыми резьбой, но в том, что раньше мы этого не увидели, не было ничего удивительного: почти вся резьба находилась на тех сторонах колонн, которые были расположены в неглубоких нишах, образуемых кирпичом и строительным раствором, замыкающим арки. Резьба очаровывала простотой и примитивностью древнего искусства. Она ограничивалась только изображением животных – оленя и смешных, неточно воспроизведенных львов,
