завирался?
– И попытайся сыграть на его чувствах, не зацикливайся на картинах! Пошути с ним, что ли, пофлиртуй, примени личное обаяние. Воздействуй на его эго, похвали его вкус. Пусть расслабится, почувствует себя умиротворенным.
– Но нельзя же, чтобы у него сложилось мнение о музее только на основе субъективных предпосылок.
– Об этом не волнуйся, ты только пригласи его на выставку в пятницу. Там соберутся все представители музея – вот для него прекрасный шанс познакомиться с нами поближе.
– Другими словами, его будут обрабатывать всеми доступными способами все кому не лень.
Пирс засмеялся, довольный.
– Зато он увидит «Диаборн» в самом выгодном свете. А там уж ему объяснят, как здорово будет смотреться его коллекция в стенах нашего музея.
– Пирс, насколько мне известно, выставка посвящена вещам абсолютно другого стиля, чем коллекция Марка. Думаешь, он заинтересуется?
– Пожалуй, ты кое в чем права. Так что ему может понравиться?
Сюзанна собралась уже высказать свое мнение, но передумала. А Пирс развивал свои мысли дальше:
– Думаю, Рембрандт тут подойдет. Ты вот что – для начала с ним пообедай, расположи его.
– Я, между прочим…
– О расходах не беспокойся. Постарайся произвести впечатление, понимаешь? Не скупись на выпивку и вообще…
Связь на этом прервалась, а Сюзанна так и не успела высказаться. С этой стороны она совсем не знала Пирса. За все время их знакомства он ни разу не предложил оплатить расходы на угощение из представительских средств музея: по его мнению, тратить деньги на что-то, кроме самого необходимого, – форменное безобразие. Спрашивается, куда катится мир? На что готов пойти Пирс ради достижения своих целей – это ей пока неизвестно.
Во вторник, когда Сюзанна приехала в дом Цируса, Марк встретил ее уже одетый и сразу открыл дверь; рядом с ним прыгал О'Лери.
– А вчера я подумала, дальше кухни его не пускают… – Она пыталась увернуться от мокрого языка.
Марк успокоил пса, и тот покорно уселся у его ног.
– «Дальше кухни»? Да его, пока я не появился, и на порог дома не пускали. Но я ввел другие порядки. Теперь он ни на шаг от меня не отходит – куда я, туда и он.
– Ну, ты осчастливил прислугу…
– А ее тут никто не держит, – пожал плечами Марк. – Привыкли тут бездельничать…
– По-моему, это несколько бессердечно, ты как думаешь?
– Да нет, я так не думаю.
Сюзанна почувствовала, что краснеет, – совсем забыла: он ведь до сих пор считает ее неразумным ребенком…
– Кстати, ты мне напомнила – я еще не расспросил тебя о родителях. Проходи, выпьем кофе, поговорим.
– Спасибо, но мне бы хотелось поскорее приступить к работе.
– Не означает ли это, что о каких-то вещах ты не хочешь со мной говорить?
– Да нет же, нет, конечно…
В своем ответе Сюзанна не была полностью искренна. Начать об этом рассказывать, так и целого дня не хватит; нет у нее особенного желания делиться с ним всем тем, что за это время произошло с ее родителями, с ней самой.
– Понимаешь, кофе я пила. А работу мне нужно закончить как можно быстрее.
Марк смерил ее взглядом с головы до ног и, естественно, обратил внимание на другую одежду; пауза затягивалась.
– Ну, сегодня, смотрю, ты одета как раз для работы, – наконец произнес он. – Но к чему такая спешка? Думаешь, так удастся от меня побыстрее отделаться?
– Послушай, твое самомнение разрослось до размеров Нью-Джерси. А знаешь, ты не так уж и привлекателен, не придавай себе такого значения.
Он задумчиво смотрел на нее.
– Другими словами, раньше ты считала иначе. Какая жалость, что вовремя этого не оценил. Все эти годы почему-то верил, что твоя свадьба – дело решенное, а я по стечению обстоятельств оказался ближе всего к твоим родителям, когда ты объявила им эту новость.
Замечание хлесткое, как пощечина.
– Никогда не хотела, чтобы все получилось именно так. Но тут уж ничего не поделаешь.
– Что ж, рад это слышать и знать, что ты ни в чем меня не обвиняешь. Значит, между нами ничего не стоит.
«Пошути с ним… пофлиртуй, примени личное обаяние», – вспомнила она вдруг совет Пирса.
