майнинг» были молоды, правление собиралось исключительно за этим столом, за партией в снукер. Важнейшие решения принимались, политика вырабатывалась легко и безболезненно между партиями. А теперь этот негодяй…
Билл почувствовал, что весь дрожит. Голос Мейти глухо звучал в трубке.
— Сейчас мистера Марсдена нет дома, вот я и решил воспользоваться случаем и позвонил вам, сэр. Какие будут указания?
— О боже, Мейти, — увы, в настоящий момент указания Билла не могли бы быть выполнены, ибо кастрация как вид наказания была некоторое время назад исключена из кодексов.
— Ладно, подумаю, — сказал он наконец. — Сначала надо посмотреть, можно ли возместить ущерб. Надо связаться со специалистами, пусть они там все посмотрят и подсчитают. Потом пошлите их ко мне. — Он помолчал. — Что же касается мистера Марсдена…
— Да, сэр?
— Я сам займусь им. Похоже, надо укоротить ему крылышки. Вам, должно быть, будет небезынтересно узнать, что кое-что в этом смысле уже сделано. Не беспокойтесь, я за всем прослежу.
Поразительно, до чего наше отношение к тому или иному месту зависит от присутствия или отсутствия хоть одного из его обитателей. Дэн Маршалл был совершенно счастлив на Орфеевом острове, где создание рук человеческих, его клиника, гармонично уравновешивалась дикой нетронутой человеком красотой пейзажа. Но теперь его переливающийся всеми красками парадиз свелся к унылому одноцветью. Солнце светило по-прежнему ярко, но сейчас все в его глазах утратило былой лоск. У него теперь даже не было подлинного стимула вставать по утрам. А вечерами вовсе не хотелось ложиться, и он под разными предлогами засиживался за полночь, пока не валился с ног от усталости.
Преисполненный решимости забыть Тару или хотя бы смотреть на нее как на прекрасную, но перевернутую страницу своей жизни, он работал больше, чем когда бы то ни было, брал дополнительных пациентов, так чтобы совсем не оставалось времени предаваться размышлениям в одиночку. Именно тогда он достиг самых своих выдающихся результатов в области восстановительной хирургии. Он испытывал настоящее удовлетворение при виде того, как девушка, которой чуть не оторвало ногу трактором, отправляется от него прямиком в дискотеку. И однако же, поскольку не с кем поделиться своими успехами, все это было прах и тлен. Верная Лиззи, которая глаз с него не спускала, всячески сочувствовала, но ничем не могла помочь и все же старалась как-то расшевелить его.
— Эта, из десятой палаты, поправляется; утром, когда я принесла ей завтрак, она делала упражнения! Сказала, что уменьшит ваш заработок — выпишется раньше срока. Так оно и будет, вот увидите.
Дэн благодарно улыбался в ответ, но печаль не исчезала из его взгляда, ибо, как бы упорно он ни работал, как бы глубоко ни погружался в текущие дела, забыть Тару не удавалось. Она являлась ему незваной и вновь и вновь возникала перед глазами — вот она гуляет, плавает, жарит мясо на вертеле, улыбается — он гнал воспоминания. С тех самых пор как она уехала, он ни разу не ходил на подводную охоту, утратил всякий интерес к окружающей жизни и, подобно раку-отшельнику, забился в свою раковину.
Когда же он избавится от этой напасти? Сколько надо времени, чтобы кто-то «остался позади»? Было так легко влюбиться в нее. Ее спокойствие, ее стойкость завоевали его уважение, а веселый нрав и жизнелюбие завоевали его сердце. Он с нежностью вспоминал ее высокую стройную фигуру, которая на золотистом фоне острова смотрелась еще более томной, еще более грациозной, вспоминал ее откровенные взгляды и чувственный рот, заставлявшие его тогда трепетать, а теперь грустить в одиночестве. Ему никогда не разлюбить ее, это он знал точно. Придется медленно, шаг за шагом выбираться из этой истории. Он вздохнул и вернулся к своим бумагам. Да, дорога предстоит длинная.
Солнце, добравшись до зенита, палило беспощадно. Человек, покрытый бронзовым загаром, лежал, лениво раскинувшись, прямо у бассейна, где просвечивало дно. Вот он медленно, по- кошачьи, повернулся на лежаке. Грег Марсден загорал. Раньше, когда он проводил на корте целые дни, об этом специально не приходилось думать. Теперь не то. Он медленно привстал, потянулся к сумке- холодильнику, вытащил бутылку пива и с наслаждением отхлебнул. Затем так же медленно он снова опустился на лежак, прикрыл глаза и растянулся на алтаре бога-солнца.
Снизу из сада доносился низкий звук косилок — это садовники выравнивали газоны. Ему нравилось думать, что, пока он предается безделью, другие на него работают. Ему нравилось быть хозяином дома; за несколько месяцев своего пребывания в этом качестве он получил больше удовольствия, чем Стефани за долгие годы. Он буквально физически чувствовал, как распрямляется, приспосабливаясь к новой ситуации. Прислуга вполне повинуется его требованиям.
«Конечно, надо соблюдать осторожность. Скажем, этой ночью, — попенял он себе. — Глупо трахаться на бильярдном столе просто из любви к траханью. И все равно это было здорово». — При воспоминании об этом он невольно улыбнулся. И к тому же там все приводят в порядок. Он видел, как снуют взад-вперед слуги, и знал, что без особой суеты все станет на свои места, просто в конце месяца в счете появится некая скромная строка. В этом прелесть прислуги, она снимает с твоих плеч тяжесть забот. Но прошла ночь, ночь не повторится. xoтя у него было чувство, что с этой француженкой он еще встретится. Неожиданно он рассмеялся. Он сообразил, что даже не спросил ее имени. Но при одной мысли о ней зачесалось под плавками. Он поддался было порыву, но потом передумал. «Может, позже, — подумал он. — Не сейчас. Сейчас лучше подремать».
Даже мягкий звонок телефона показался слишком громким. Он неохотно поднял трубку.
— Да.
— Грег! Я все это время пыталась дозвониться до тебя.
— А, Джилли, как делишки?
— Страшно скучаю по тебе.
— И я тоже, дорогая, на этой неделе я был очень занят…
— Грег, мне надо встретиться с тобой.
Система самозащиты немедленно пришла в состояние боеготовности.
— Ну, разумеется, дорогая.
— И не говори мне, что надо соблюдать осторожность. Меня тошнит от этой осторожности. Помереть можно от этой осторожности. — В голосе ее послышались истерические нотки, которые были уже знакомы Грегу.
— Я хочу, чтобы мы вместе появлялись на людях и вообще вели себя, как обычная пара. — Джилли продолжала наступление. — Я тебя почти не вижу, а если вижу, то только здесь у себя, когда тебе удобно, а не когда мне хочется. Ну так вот, я хочу видеть тебя сейчас.
— И я тоже, детка, ты же знаешь. — Она пьяна, подумал он. Внимание! Джилли, когда напьется, может выкинуть что угодно.
— Отлично, я еду к тебе.
— Сейчас?
— А почему бы и нет?
— Видишь ли, у меня как раз сейчас встреча, — непринужденно сымпровизировал он. — Приехал крупный бразильский шахтовладелец, и я даю ему обед в «Хилтоне».
— Грег, — в голосе Джилли послышались металлические нотки, — мне надо тебя увидеть, и не далее как сегодня.
В воздухе запахло угрозой.
— Конечно, конечно. — Грег принялся быстро соображать. У Мейти сегодня выходной, домоправительница ложится рано. — Хорошо, приходи вечером, сможешь? Около…
— Я приду, — она не дала ему договорить. — О, Грег, я так люблю тебя. Вечером я докажу тебе это.
— Да, да, малышка. До вечера.
Он повесил трубку. Во всей его схеме Джилли была самым ненадежным элементом, и с ней следовало обращаться осторожно. Но он знал, что справится с этим. С ней он мог делать что угодно. Абсолютно все. Он лениво ухмыльнулся. Ночка, вероятно, будет отменная.
Вот уже на протяжении двадцати лет Джоанна Рэнделл заправляла лучшим в Сиднее домом моделей из своего кабинета на симпатичной извивающейся улочке — Ливерпуль-лейн, неподалеку от
