щекотали ему лицо.
Поговорив с Даниэллой не более десяти минут, он назначил ей свидание. Именно эта встреча могла бы стать (а он на это надеялся) началом любви на всю жизнь. Но что-то не заладилось, и все пошло наперекосяк.
Даниэлла не поверила глазам, когда увидела Байрона у своего дома. Он стоял, небрежно облокотившись на льдисто-голубой «мерседес», словно ему совершенно нечего делать.
Она остановила лошадь рядом с ним, но спрыгивать не стала, решив, что сейчас ее положение верхом на огромном Шандоре дает ей определенные преимущества.
Ее очень взволновала вчерашняя встреча с Байроном, ведь она совсем не ожидала увидеть его снова — после стольких-то лет! Казалось, с тех пор прошло сто лет! Он и не подозревает, сколько всего случилось в ее жизни, о чем она ему никогда не смогла бы рассказать.
Ничего, что ей стало трудно дышать при виде его, а сердце так бешено забилось, что ей стало плохо. Она должна держать в узде свои чувства и скрывать их любой ценой! Она выстроила для себя новую жизнь и почти перестала думать о нем. Почти. Это было непросто — ведь его имя постоянно появлялось в газетах.
Мысли о нем не давали ей спать почти всю прошлую ночь. Отчаянно желая разобраться в себе и в своих чувствах, Даниэлла поднялась на рассвете и долго каталась верхом. Она думала, что это помогло, — пока не увидела Байрона у своего дома.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она нарочито холодным тоном. — Как ты узнал, где я живу? — Хенлей-в-Ардене находился в восемнадцати милях от Бирмингема. Вряд ли он случайно отыскал ее дом.
Байрон стал выше и шире в плечах, чем в дни их брака. Одет был в сшитый на заказ костюм, не имевший ничего общего с той одеждой, которую он раньше покупал в супермаркетах. От него исходила сила и уверенность — безоговорочная вера в себя.
Его серые глаза с густыми ресницами до сих пор таили в себе такую коварную, соблазнительную силу, которой не могла противостоять ни одна девушка. В черных коротких волосах кое-где на висках пробивалась седина, а от уголков глаз расходились крохотные морщинки, но они не уменьшали, а скорее даже усиливали его сексуальную привлекательность. Даже голос стал более глубоким и чувственным.
— Я давно знаю, где ты живешь, — признался Байрон, похлопывая при этом по шее ее гнедого коня. — Хорошая лошадка!
— Давно знаешь? — От волнения ее все больше сотрясала дрожь. Как он узнал? И почему занялся ее розыском?
Ведь, кроме немногочисленных попыток увидеть ее в самом начале — сразу после того, как она ушла и вернулась к своим родителям, — они больше не виделись. Она полагала, что Байрон должен был совершенно выбросить ее из головы.
— Ты всегда так рано катаешься верхом?
Даниэлла пожала плечами.
— Не всегда. Сегодня мне просто нужно рано уйти. — Не могла же она сказать ему, что плохо спала этой ночью!
— Понятно, — задумчиво произнес Байрон. — Значит, вместе позавтракать не получится? А может быть, хотя бы выпьем кофе?
Ее раздирали сомнения: с одной стороны, ей хотелось провести с ним время, узнать о его жизни от него самого, а не из газет. Но с другой стороны, она не видела в этом смысла.
И тут она поймала себя на том, что согласно кивает.
— Кофе — можно, если ты подождешь, пока я управлюсь с Шандором. — Они смогут поговорить, он будет, вероятно, удовлетворен, и тогда она наконец-то сможет от него отделаться.
Ей очень трудно было скрывать свои чувства. Байрон всегда, в любую минуту, пробуждал в ней желание, лишь взглянув на нее. А сейчас он именно это и делал. Пристальный взгляд его синевато-серых глаз с ослепительными белками заставил задрожать каждую ее клеточку.
Все произошло так давно, а казалось, что только вчера они поженились, не спросив родительского согласия. Бросили учебу и стали работать: он — строителем, она — помощницей в магазине готовой одежды. Сняли старый домик и обставили его по своему вкусу. И были безоблачно счастливы! Именно так все начиналось.
— Давай я помогу. — Он открыл ворота паддока, чтобы Даниэлла завела туда лошадь, потом снова их закрыл. Она вычистила Шандора, и когда лошадь наконец-то присоединилась к своей товарке — кобыле по кличке Моргана, Байрон подал Даниэлле седло. А сам стоял в стороне и наблюдал, как она его чистит.
— Ты помнишь, — спросил он, небрежно засунув руки в карманы и прислонясь плечом к стене, не переставая при этом лениво следить за ней глазами, — какие мы строили планы? Мы хотели такой вот домик с парой лошадей в паддоке, с собакой и кошкой (может быть, не одной) и желательно с несколькими ребятишками.
Ничто в его голосе не говорило о том, что он иронизирует, но Даниэлла почувствовала насмешку. Она не отрывала глаз от сбруи, которую чистила.
— Мне кажется, что этого не было, — тихо произнесла она.
Да, они действительно проводили много счастливых часов, строя планы. Особенно в то время, когда она обнаружила, что беременна. И хотя они не планировали так скоро обзаводиться ребенком, это событие их очень обрадовало. Особенно Байрона. Единственный ребенок в семье, он решил, что его семья должна быть непременно большой. Байрон любил детей, и Даниэлла знала это. Вот почему они и вели разговоры о большом доме за городом, наполненном топотом маленьких детских ножек.
Но случился выкидыш. Байрон мучительно переживал это и обвинил ее в небрежности. Теперь-то она знала, что все произошло из-за их неопытности. А тогда это вылилось в ужасную ссору, которая и стала началом конца. После той ссоры пошли другие — из-за денег или их отсутствия, когда зимой Байрон сидел без работы; из-за непонимания интересов и нужд друг друга, да и вообще по пустякам. Уже позже, оглядываясь назад, она видела, как ничтожны и глупы были поводы.
Тем не менее она была уверена, что правильно поступила, уйдя от Байрона тогда, когда забеременела во второй раз. Она ужасно боялась снова потерять ребенка — а доктора предупреждали ее о вероятности выкидыша, — и мысль о том, что же тогда будет с мужем, пугала ее до смерти. В действительности же получилось все гораздо хуже.
— У тебя есть дети, Элли? — Он как будто прочитал ее мысли.
— Нет, — прошептала она, надеясь, что Байрон не заметит ее внезапно выступивших слез. Как порой бывает жестока с нами наша память!
Она не хотела больше отвечать ни на один его вопрос и поэтому спросила сама:
— А как ты, Байрон? Женился снова? — Байрон был любимцем женщин, и Даниэлла не могла даже представить, чтобы он долгое время находился без женского общества. Он немного прибавил в весе, но это не сделало его толстым. Наоборот, он стал выглядеть еще лучше.
— Нет, — резко ответил он. И это наводило на мысль, что он так же не хочет говорить о других женщинах, как и она — о своей бездетности.
Но она продолжала настаивать:
— У тебя кто-нибудь есть?
— Не совсем.
Значит, все-таки у него есть женщина? Она хотела было еще спросить его кое о чем, но подумала, что ее вопросы могут быть ему неприятны. Хотя что из этого? Ведь она с ним больше не собирается встречаться.
— Я рада, что ты вернулся в университет. — Когда они только познакомились, он сказал ей, что мечтает стать великим архитектором, что хочет проектировать такие здания, которыми бы восхищался не только его народ, но и весь мир. Что ж, он добился всего, о чем мечтал.
— Это был верный шаг, — согласился он. — А как ты? Закончила учебу?
Даниэлла покачала головой. У нее не было для этого возможности: по утрам она так сильно страдала от тошноты, что была вынуждена отказаться даже от работы.
— Я… продолжала работать, — наконец выговорила она.
