гнала. Ну, про покойников. Тюкнутая, точно. Как только таких в дежурные берут… Но должно же быть моим снимкам разумное объяснение! Ты у нас материалист, вот и растолкуй, если можешь.
Андрей молча слушал, хотя все эти утренние ужасы его уже начали раздражать. Но Макса он знал хорошо: если уж тому что-то в башку втемяшилось – не отстанет. Помолчав еще немного и потеребив и без того уже красную кожу на кадыке, Шахов предложил:
– Надо физикам показать. Которые на оптике специализируются. Есть у меня один такой. В районе «Киевской», кстати, живет. Сегодня суббота – значит, дома еще, дрыхнет. Поехали!
– Че, и звонить не будем?
– Почему? Позвоним, когда из метро выйдем. Пусть поспит еще минут сорок.
Три четверти часа, проведенных в тряском вагоне под аккомпанемент привычных: «Осторожно, двери закрываются» и «Уважаемые пассажиры, не забывайте свои вещи», настроили Шахова на еще более скептический лад. Потому, выйдя из вагона на «Киевской», он подколол Макса:
– Сейчас посмотрим… Эксперимент номер один. Ты по какой линии перемещался? По синей?
– Ну да, по какой и сейчас ехали…
– Значит, мы у цели.
И Андрей решительным шагом направился к дежурной у эскалатора.
В этот момент сидевшая в будке женщина повернулась в профиль. Андрей возмутился:
– Да какая ж она бабка? Ей и пятидесяти нет. В самом соку, так ска…
– Это не она, – перебил Макс. – Другая была. Совсем другая. Сменилась, что ли?
– Колись, сочинил про тетку, а? Не знал же, что мы с тобой тут сегодня окажемся, вот и толкнул мне байду.
– Ничего я не сочинял! Другая была, с улыбкой и в очках.
Если бы Макс обиделся или обозлился, у Шахова сомнений бы не осталось: наврал. Но тот стоял, уставившись на женщину неподвижным взглядом, и талдычил:
– Совсем другая, я ж помню.
– Щас спросим, куда они твою очкастую любительницу страшилок дели.
Макс с трудом отлепил взгляд от стекла и перевел его на друга:
– У кого?
– Да вот у этой красотки в расцвете лет!
Схватив Макса за рукав, Андрей потащил его к будке. С дамой элегантного возраста заговорил сам:
– Доброе утро, сударыня! А не скажете ли вы…
– Дежурный у эскалатора справок не дает, – глядя не на обратившегося к ней Шахова, а на стоящего молча за его плечом Кривцова, выдала дежурная фразу из инструкции. Однако сделала это с такой приветливой улыбкой, что, покажи ее сейчас без звука по телевизору и попроси зрителей озвучить героиню, они наверняка вложили бы в накрашенные перламутровой помадой уста что-то вроде: «Утро, судари, и впрямь прекрасное. Я вся внимание».
В течение следующих пяти минут выяснилось, что блондинка сидит в своей будке с полшестого и никуда не отлучалась. Что подходящей под описание Макса бабульки в числе дежурных нет и, насколько ей известно, никогда не было.
– А может, она уборщица?
– Ну что вы! – изумилась блондинка. – У нас операторами уборочных машин женщины средних лет работают: там и сила, и выносливость нужны. Точно вам говорю: нет у нас такой сотрудницы. Мне не верите – у дежурного по станции Кологривова спросите. Вон он идет. Давайте, давайте, ребятки, или туда, или сюда, а то мне сейчас за то, что лясы с вами точу, попадет. Не положено это.
По платформе в направлении будки шествовал мужчина профессорской наружности – с аккуратными бачками, переходящими в аристократическую бородку а-ля Чехов, пышной, ухоженной, такой же седой, как и растительность на лице, шевелюрой и в очках без оправы. Принадлежность «академика» к подземке выдавала лишь синяя метрополитеновская форма.
Андрей сделал шаг навстречу:
– Здравствуйте. Вы дежурный по станции?
Седовласый сдержанно кивнул. В этом еле уловимом движении парни должны были прочесть и ответ на приветствие, и официальное представление.
– В таком случае нам очень повезло. Дело в том, что мы хотели бы с вами проконсультироваться, – как можно более почтительно продолжил Андрей.
Недаром среди друзей, знакомых и коллег маркетолог Шахов считался специалистом по мгновенному считыванию типа собеседника и умению налаживать контакт.
– Весь внимание, – сдвинул брови «академик».
Андрей попал в точку: давать консультации, комментировать, быть привлеченным к разрешению сложных вопросов – это сотрудник среднего звена Московского метрополитена Кологривов любил больше всего.
Но наладившийся было контакт едва не порушил Макс. С нетерпеливым воплем «Дай лучше я скажу!» он оттер друга плечом и оказался сантиметрах в сорока от «академика» – что называется, грудь в грудь.
Кологривов дернулся и сделал два шага назад. Высокомерную сосредоточенность на холеном лице как ветром сдуло – теперь на нем читались раздражение и брезгливость.
«Да он, оказывается, категорически не переносит вторжения в свое личное пространство, – отметил про себя Андрей. – Как же господин Кологривов, интересно, по утрам на работу ездит? На личном транспорте? А если потребуется в час пик по станции пройтись, когда народ снует туда-сюда, наступая друг другу на ноги и пихаясь?..»
Кологривов между тем уже перебирал фотографии. Закончив тасовать глянцевые листки, грозно взглянул на Макса:
– И что вы хотите от меня услышать?
– Ну, вот эти тени – откуда они? – Макс протянул руку за снимками, но Кологривов быстро убрал стопку за спину.
– Никаких теней там нет. – Для убедительности Кологривов решительно помотал головой. – Все эти серые разводы – следствие некачественных реактивов или брака бумаги. Сам по молодости фотографией увлекался, знаю. А вы, молодой человек, ответьте мне на один вопрос: каким образом вам удалось проникнуть ночью на станцию? Вы знаете, что метро – это стратегический объект и нахождение здесь в неурочное время грозит суровым наказанием?
С ответом Максу пришлось повременить: к станции с обеих сторон подходили поезда – грохот поднялся такой, что пришлось бы орать, срывая связки. Дождавшись, когда составы «пришвартуются» и откроют двери, Макс пренебрежительно махнул рукой (этот жест Кологривов воспринял как личное оскорбление):
– Да ладно вам! Скажете тоже! Ну спалили меня однажды тетки, которые за дефектоскопом по рельсам ночью шастают, стукнули ментам. Те документы у меня проверили и наверх турнули – и все. Хотели сперва бабок срубить, но я попросил назвать мне статью в административном кодексе, которую я нарушил, и размер штрафа в МРОТ – ну так сразу и отпустили.
– Уверяю вас, на этот раз вы так легко не отделаетесь. А снимки эти, – вдохновенно потряс пачкой Кологривов, – послужат нам доказательством. Правила нахождения в метро фотосъемку категорически запрещают.
Загрохотали, отправляясь от платформы, поезда. После полуминутной паузы, когда вагоны скрылись в тоннеле, унеся с собой грохот и клацанье, Макс назидательно выставил вверх палец и поправил Кологривова:
– Видеосъемку. И то не категорически, как вы изволили выразиться, а без разрешения администрации. Если деньги по прейскуранту заплатил – триста, что ли, баксов за час, – договор составил, то снимай сколько хочешь. А о фотосъемке в ваших правилах ни гугу. Или запрет избирательно действует? Когда иностранные туристы все уголки и закоулки на старых станциях общелкивают, работники метрополитена по вестибюлям передвигаются на полусогнутых – как бы перед объективом не оказаться, кадр не попортить… Или вы по-прежнему, – Макс добавил в голос праведного гнева, – живете по законам совка: что позволено иностранцам, нашему гражданину запрещено?! Отдайте фотографии!
