выдавали, которые при резком наклоне головы вперед начинали орать, как сумасшедшие. Но толку в приспособлении оказалось чуть: выяснилось, что, когда человека одолевает сон, голова не одномоментно на грудь падает, а очень даже плавно склоняется. Ну и какое средство остается бедным машинистам в борьбе со сном? Некоторые на перегонах благим матом песни орут, другие во время остановок делают зарядку.
Размышляя над тем, как можно устранить конструктивное несовершенство наушников-будильников, Шахов перешагнул порог родного отдела. На часах было полчетвертого.
Завотделом встретил Андрея воплем:
– Шахов, у тебя совесть есть? Ты ж только до двух отпрашивался! Давай быстро к ребятам, они зашиваются!
Андрей виновато приложил руки к груди, по-солдатски развернулся на каблуках и помчался к ребятам.
В девятом часу вечера, когда гоп-компания вернулась с отчета начальству, Борька Снаткин вдруг хлопнул себя по лбу:
– Во, блин, совсем забыл! Андрюх, тебе тут с самого утра баба какая-то обзвонилась. Требовала сказать, где тебя можно найти. Нервная такая, а голос, как у сволоты-прапора, который у меня в армии был.
– Бас, что ли?
– Почему бас? Нормальный, женский. Я не про высоту, а про то, что баба, по всему видно, командовать привыкла.
– Это Людмила, – сделал вывод Шахов.
– Точно, – кивнул Борька. – Я и телефон, и имя записал. Пообещал: как появишься – сразу звякнешь. А че у тебя с сотовым? И я тебе на него звонил, и она.
– Мать твою! – выругался Шахов и полез в карман за трубой. А под нос пробормотал: – Из башки вон, что выключил…
Андрей набрал номер Людмилы. Не успела протрещать-пропиликать последняя цифра, как в трубке рявкнуло:
– Да, Кривцова!
– Людмила Романовна, это я, Андрей!
– Ты где был? Почему до тебя невозможно дозвониться?
В голосе мадам Кривцовой сконцентрировались такой силы требовательность и гнев, что наезд начальника за опоздание мог сойти за колыбельную.
– В милиции, – приглушенно ответил Андрей (коллективу его престижной и тщательно блюдущей реноме фирмы не обязательно было знать, что у Шахова или у кого-то из его близких проблемы с органами). – Перед тем как к оперу войти, трубу выключил, а включить забыл…
– Ну и что в милиции?
– Не по телефону. Новости хорошие, обнадеживающие то есть.
– Ладно. Катерина не звонила?
– Когда?
– Сегодня.
– Нет. А что случилось?
– Надо срочно что-то делать, искать ее. Если только не поздно.
– Что значит поздно?
– Она позвонила мне и сказала, что тебе не верит. Не верит, что ты пойдешь искать по станциям этого Петюню или как там его?
– Коляна.
– Да, Коляна. И что ты вообще не хочешь, чтобы Макс из этой клоаки на свободу вышел. Что ты нарочно все так обставляешь, чтобы он там навсегда остался.
– Что за бред! – возмутился Шахов.
Сделал это, наверное, слишком бурно, потому что на том конце возникла пауза. И голос у Людмилы, когда она заговорила, был не очень уверенный:
– Я ей тоже сказала, что бред. А она на своем стоит. Спросила, буду ли я с ней вечером спускаться. Я говорю: «Надо подождать Андрея, может, в этом надобности не будет». Но она как помешалась. Твердит одно и то же: «Тогда я одна, тогда я сама». Потом быстро попрощалась – и все. Я перезвонила – она трубку не берет. А мобильный, как и у тебя, выключен. Ты скажи, карта эта подземная у нее осталась или ты забрал?
– У нее.
– Ну, все, значит, она все-таки одна в эту канализацию полезла. Пропадет девчонка.
В голосе мадам Кривцовой послышалось отчаяние. И оно напугало Шахова даже больше, чем само известие об одиночной экспедиции Кати в преисподнюю.
Эвакуация
У занавешенного покрывалами входа в Митричеву пещерку Кривцов выключил фонарь, а войдя, прислушался. Хозяин тихонько похрапывал. Макс щелкнул зажигалкой и стал пробираться к разложенному в углу тюфяку.
– Ты чего там в темноте шаришься?
Макс вздрогнул.
– Я думал, вы спите… Не стал свет зажигать… Пить захотелось.
– А чего в куртке? Замерз, что ли? Или не ложился?
– Да не спится что-то, – уклончиво ответил Макс.
Взял со стола большую бутылку с минералкой, сделал из горлышка два глотка.
– Который час-то?
– Шесть доходит, – не глядя на часы, ответил Макс.
– Ну, еще часок можно поспать. Ты тоже давай ложись, не шастай, – проворчал Митрич. – Мне сегодня на работу.
Макс стянул промокшие насквозь кроссовки и носки, ледяные ступни укутал одеялом. Куртку снимать не стал – лег прямо в ней. Почему-то вспомнилось, как еще перед спуском в подземелье, сидя в «Макдаке» на Маросейке, он представлял свое возвращение из преисподней. Безусловно, триумфальное. После снятия всех нелепых обвинений и перенесенных им лишений и опасностей другим это возвращение быть и не могло. Тогда, меньше недели назад (неужели и вправду прошло всего несколько дней?), он воспринимал грядущий спуск под землю как приключение – забавно щекочущее нервы и определенно с хеппи-эндом. Не без удовольствия представлял, как станет рассказывать о своем пребывании в преисподней друзьям, знакомым и, главное, малознакомым девушкам. Как те будут смотреть на него с восторгом, охать, прижимая к декольтированному бюсту ухоженные ручки с длинными, острыми ноготками. И как сладко и неистово будут ему отдаваться. Женщин тянет к мужчинам, в которых есть что-то брутальное, звериное, мистическое. К мужчинам, пережившим страшные испытания, обманувшим судьбу, вступившим в схватку со смертью и вышедшим из нее победителями…
Противная дрожь в икрах и под коленками не унималась. «Не хватало только простудиться и слечь тут с температурой», – подумал Макс и, задрав куртку и рубашку, сунул ладонь под мышку. Вытащил и зачем-то понюхал пальцы. Слабый запах любимого дезодоранта, смешавшись с запахом пота, составил букет, от которого горло перехватил рвотный спазм.
Макс поднялся с топчана и на ощупь добрался до стола. Нашарил бутылку с минералкой, сделал несколько глотков.
– Включи свет, – как и час назад, ясным, совсем несонным голосом велел Митрич. – Сколько сейчас?
Макс щелкнул выключателем, прищурившись, посмотрел на часы:
– Семь почти.
– Минут через пятнадцать надо вставать. Хватит, повалялся, пора на работу. Ты чайник пока поставь, бутерброды из давешних остатков сделай. Чем без меня думаешь заняться?
– К Нерсессычу пойду – он просил помочь картотеку в порядок привести.
