дернулось правое веко. Ее антипатия к прожорливому и навязчивому семейству росла с каждой минутой.
Не переставая жевать, Коля заерзал на стуле, пытаясь привлечь внимание официантов, разносивших к столикам туристов-европейцев кофе, чай, минеральную воду и бокалы с вином. Вот он поднял руку, пощелкал пальцами. Пару раз крикнул: «Гарсон! Плиз!» Безуспешно. Колю не замечали.
Гарсон нарисовался минут через пять. Но не у их столика, а у соседнего, намереваясь унести десерт. Коля подскочил и замахал у него перед носом руками, благим матом вопя: «Но, сэр, но!» Официант, не извинившись, вернул тарелку с арбузами и дынями на место и хотел удалиться, но Николай ухватил его за рукав рубашки:
– Плиз. Дринк.
Турок слегка повел плечом, и ткань ослепительно белой рубашки легко выскользнула из Колиных пальцев.
– Это не я. Это туда, – сказал официант по-русски и ткнул подбородком куда-то влево.
– Так позовите того, кто принесет! – громко возмутился Николай. – Я не могу насухую давиться!
Турок еще больше обиделся и, пробормотав что-то на явно не европейском языке, отправился к только что освободившемуся столику убирать чашки и фужеры.
– Это черт знает что! – вскипел Николай, вскакивая, и задел тарелку с горячим. Та с грохотом рухнула на пол, во все стороны полетели куски мяса, брызги пюре и ломтики тушеной моркови.
Сконфуженный Николай, прихватив со стола полупустую тарелку с закусками, сел на корточки и стал поспешно складывать туда осколки и разбросанную по полу еду. Дальше всего отлетела пресловутая рыбина – под столик, за которым десять минут назад лопотали англичане. В таком положении – с головой под столом, задом наружу – и застал Колю прибежавший со шваброй и совком уборщик. Молоденький турок растерялся: как дать понять ползающему на карачках господину, что он уберет все сам, не по заду же его стучать?
Наконец Коля выбрался из-под стола, поднялся на ноги и, увидев уборщика, стал извиняться на всех языках мира:
– Экскьюз ми, пардон, энтшульдиген, простите.
При этом он прижимал злосчастную рыбину к груди, отчего на рубашке медленно, но неотвратимо расплывалось жирное пятно.
Когда турок отбыл, неся перед собой полный совок, Коля посмотрел туда, где еще недавно стояли судки с горячим. Оцинкованные прилавки были пусты и до блеска вымыты, как прозекторские столы.
– Возьми мое, я больше не могу, – то ли жалея оставшегося полуголодным мужа, то ли желая избавиться от излишков, предложила Ника.
– Да не могу я жрать без воды! – рявкнул Николай. – А сладкое, – он кивнул на соседний столик, где стояли пирожные, – тем более.
– А вы поешьте сейчас фрукты, а попьете в баре возле ресепшн, – Насте пришлось сделать над собой усилие, чтобы фраза прозвучала доброжелательно.
– А там сейчас бесплатно? – прищурилась Ника.
– По-моему, там всегда бесплатно. Приятного аппетита, спасибо за компанию.
– Подождите!!! Настя, стойте! – Вопль настиг Тищенко у выхода из ресторана. Она обернулась. Коля несся на нее, как тайфун, задевая столики и опрокидывая стулья. – Вы же, кажется, неплохо говорите по- английски? Помогите нам достать третью кровать. А потом вместе сходим в бар, вы там спросите, точно ли у них круглые сутки бесплатно.
«Как же ты меня достал!» – подумала Анастасия. Вслух же сухо, давая понять, что делает одолжение, сказала:
– Хорошо. Только будьте добры, поскорее – у меня свои планы на вечер.
Дежуривший на ресепшн набриолиненный турок, выслушав просьбу о дополнительной кровати, пообещал решить вопрос, но при этом выразительно постучал пальцами по стойке.
Настя сделала вид, что намека не поняла, и уточнила, как скоро вопрос будет решен. Взгляд администратора поскучнел, и, зашелестев бумагами, он промямлил что-то вроде: как только, так сразу. Переведя его ответ соседям и пожелав спокойной ночи, Тищенко отправилась на набережную – расслабляться под латинос…
Сейчас за стойкой ресепшн был все тот же набриолиненный. Ну что ж, гостеприимный ты наш, сам напросился!
Для начала Анастасия потребовала вызвать директора, старшего менеджера или кого-то еще из руководства отеля. Турок осуждающе скривил губы и менторским тоном доложил, что сейчас полпервого ночи, а потому все руководство, не щадя себя трудившееся на благо туристов в течение дня, отдыхает.
Лучше бы он этого не говорил. Анастасия молча метнулась к одному из стоявших в холле диванов, сдернула с него подушку и водрузила ее на стойку. Турок вытаращил глаза и попробовал спихнуть подушку на пол. Но Настя, приблизив свое лицо к физиономии турецкоподданного, пустила очередь из коротких фраз на английском. Суть ее монолога состояла в том, что им рекомендовали Iberostar Grand Azur как лучший отель Мармариса и один из лучших в Турции. Но здешняя обслуга делает все, чтобы это опровергнуть. Если сейчас, немедленно, в номер 402 не принесут кровать для ребенка, мальчик будет спать здесь, на стойке. А администратор, то есть вот он (Настя ткнула набриолиненному в грудь), безотлучно простоит рядом всю ночь, следя, чтобы тот не упал. Более того, она сфотографирует спящего на стойке ребенка и отошлет снимки своей знакомой, которая работает в крупнейшей российской газете. Пусть страна, из которой каждый год в Турцию едут сотни тысяч отдыхающих, знает, как тут принимают гостей.
Турок растерянно захлопал глазами. Вряд ли он понял все, но главное уловил: решать вопрос с помощью дополнительной платы в 50 или хотя бы в 20 евро ЭТИ не намерены. Анастасия подтвердила его догадку, заявив, что третья кровать внесена в договор, оплачена «и хрен он еще что-нибудь получит». Заключительную часть фразы она произнесла по-русски, но, судя по всему, слово «хрен» турку было знакомо. Он посмотрел на Настю испепеляющим взглядом, поднял трубку телефона и сказал что-то на своем языке. Потом буркнул по-английски: «Кровать уже несут» – и повернулся к Насте спиной, которая сейчас выражала крайнюю степень негодования.
Тищенко так разозлилась, что уже и спать расхотела, и усталости не чувствовала. Она прошествовала за Николаем в его номер. Никитка сладко посыпывал на родительском ложе, Ника с книжкой прикорнула рядом. Насте предложили устроиться в кресле, угостили принесенным с ужина яблоком. Минут через десять в дверь постучали.
Спальное место доставила бригада из трех человек. Двое несли кровать-раскладушку, третий – ортопедический матрас.
– Чаевых не давать! – приказала Тищенко тут же засуетившимся супругам. – Пусть застилают и уматывают. Таких надо учить.
Поднявшись с кресла, она скрестила на груди руки и в упор уставилась на постельничих. Когда один из них в пятый раз поправил отнюдь не нуждавшееся в этом покрывало (двое других стояли подле, переминаясь с ноги на ногу), Николай не выдержал и потянулся к лежавшему на туалетном столике портмоне.
– Нет! – прошипела Анастасия. – Я же сказала, ни цента! – И указав рукой на дверь, обратилась к вымогателям: – Thank you. You may go[16].
Те, скривив одинаково кислые физиономии, гуськом потянулись к выходу.
– Все-таки неудобно как-то получилось, – сконфуженно пробормотал Николай. – Теперь будут думать, что русские – жмоты.
– А вы хотите, чтоб они считали нас безмозглыми идиотами, которых можно разводить на раз?!
– Я не знаю…
– Зато я знаю! – вскипела Настя. – Хотите – догоните их и суньте каждому по сотне, а тому, что на ресепшн – две! Все, спокойной ночи!
– Да, конечно, вы правы, – не слишком искренне согласился Николай. – Спасибо вам большое за помощь. И извините нас.
– Да ладно, чего уж там, – пробормотала Настя и поплелась в свой номер.
Стаскивая одежду, она продумывала детали разработанного еще в Москве плана, конечной целью
