это какая-то дьявольская галиматья.
Сие был счастлив довести до сведения Вашего преосвященства, да поможет Вам Бог в Вашей многотрудной работе, остаюсь и проч. и проч.
К этому пергаменту, который тайный агент приложил к своему письму, адресованному в 1550 году зловещему Кровавому епископу Боннеру, мой кузен Джон Роджер в качестве пояснения добавил, что здесь, очевидно, речь идет о пророчестве Эксбриджской ведьмы, врученном ею принцессе Елизавете Английской.
Итак, пергамент:
Призываю тебя, Гея! Вопрошаю тебя, Матерь Чёрная!
Семь раз по семьдесят ступеней вниз, в расщелину.
«Привет тебе, королева Елизавета! Смелей, зачерпывай,
ибо во здравие пьёшь!» — воскликнула Матерь превращений.
О эликсир мой, ты разделяешь, ты соединяешь. Впредь
да не будет жена отделена от мужа!
Нетленна сердцевина, больна лишь оболочка, твердь.
Бессмертно целое, но половина — смерть.
Я покрываю — я заклинаю — я совокупляю.
Юношу приведу я тебе на брачное ложе.
Едины будьте в ночи! Ныне и присно
и во веки веков да не разделит вас ложь!
Да будет един королевский престол по ту и по сю сторону жизни!
В таинстве моего эликсира двое станут одним.
Король обоих миров, он смотрит вперёд и назад.
Бодрствующий в ночи, вечно ясен твой взгляд.
И что тебе века! Лишь стайка мимолетных дней.
Да не коснётся печаль тебя, королева Елизавета!
Мать уже разрешилась от бремени чёрным кристаллом!
Спасение Ангелланда в нём, заветном!
Смотри, корона, разбитая на заре, лежит и поныне расколотая надвое.
Половина тебе, половина ему! Вон он на зеленеющем холме
забавляется серебряным обоюдоострым мечом!
Брачное ложе и раскаленный горн!
Золото сольется с золотом,
И древняя корона воскреснет в былом величии!
К этому пергаменту ведьмы подколота следующая приписка тайного агента «+».
Банда ревенхедов разбита наголову, предводитель Бартлет Грин схвачен живым и невредимым — ни единой царапины, и это при такой-то резне! Воистину невероятно! Сейчас этот разбойник с большой дороги, продавший душу дьяволу, надёжно закован по рукам и ногам, охраняем денно и нощно, дабы никакие демоны, пусть даже сама Исаис Чёрная, идолица поганая, не смогли его освободить. Над кандалами было трижды произнесено «Apage Satanas»[17], цепи щедро окропили святой водой и осенили крестным знамением.
Теперь же остается лишь уповать на Господа, да исполнится наконец пророчество Св. Дунстана и да настигнет карающая десница также и второго осквернителя священного праха — быть может, того самого нечестивого Джона Ди? Амен!
Следующая подшивка тетрадей, которую моя рука на ощупь извлекает из наследства Джона Роджера, оказывается — я это понимаю с первого взгляда — дневником нашего предка сэра Джона Ди. Как ни странно, но по времени дневниковые записи почти полностью соответствуют посланию тайного агента.
…Отмечу моё магистерское звание грандиозной попойкой. Хоэ! Ох, и повеселимся! Лучшие умы старой доброй Англии осветят торжественный вечер своими сиятельными лысинами и красными носами! Но уж я им покажу, кто здесь главный!
…о, проклятый день! Проклятая ночь!.. Нет, благословенная ночь, если только мне не померещилось! До чего отвратительно скрипит перо… А как же, ведь моя рука всё ещё пьяна, несомненно пьяна! Но мой дух? Кристальная ясность! Сколько тебе ещё повторять: ступай в койку, пьяная свинья, и не куражься! Но как он сверкнул!.. Ярче солнца!.. Я первый среди потомков! А потом — бесконечная цепь: короли!.. Короли на тронах Ангелланда!..
Моя голова снова ясна. Однако, когда вспоминаю вчерашнюю ночь, кажется, она вот-вот лопнет! Итак, точность и трезвость… Когда мы обмывали магистерское звание Гилфорда Талбота, меня приволок домой — Бог весть каким образом — слуга. Ну а вчера… Если это не самая лихая пьянка со дня основания Англии, то… Ладно, достаточно сказать, что я в жизни так не напивался. Настоящий потоп, но мой ковчег не сошёл с курса! Уж в чём, в чём, а в искусстве навигации я кому угодно дам сто очков вперед, ну а ветхому Ною и подавно…
Не иначе как промозглая дождливая ночь придала вину особую крепость. До дому я, скорее всего, добирался на карачках, судя по более чем красноречивому виду моих одежд. Оказавшись в спальне, я первым делом послал к дьяволу слугу: тут отражаешь атаку за атакой демонов Вакха, а с тобой обращаются как с малым дитём или — вот уж точно! — как с дряхлым Ноем, страдающим от морской болезни, и все время запихивают под одеяло.
Короче: я исхитрился разоблачиться! Свершив сие, шагнул, довольный собой, к зеркалу.
Оттуда мне ухмыльнулась самая жалкая, самая презренная, самая грязная физиономия, какую мне только доводилось видеть: какой-то тип с высоким лбом, который, однако, таковым не казался, ибо локоны, уже давно не каштановые, свисали до бровей и почти полностью закрывали его, словно намекая на низменные страсти, порожденные этим выродившимся мозгом. Глаза синие, но не холодного властного оттенка, а масленые и заплывшие в пьяном угаре и оттого какие-то вызывающе наглые. Широкая, губастая пасть пьянчуги, дополненная снизу грязной козлиной бороденкой, вместо тонких, созданных для приказов губ потомка Родерика; толстая шея, согбенные плечи — в общем, отвратительная карикатура на Джона Ди Глэдхилла!
Холодная ярость охватила меня; я выпрямился и крикнул этой роже в зеркале: «Кто ты есть? Свинья! Грязная свинья — вот ты кто! Скот, извалявшийся с головы до ног в дерьме! И тебе не стыдно предо мною? Тебе что, неведом стих: будьте как боги? Взгляни на меня: есть ли у тебя хоть малейшее сходство со мной — со мной, потомком Хоэла Дата? Нет, и быть не может! Ты неудачная, уродливая, грязная пародия на благородного сэра Ди. Ты — пугало огородное под видом magister liberarum artium[18]! И ещё смеешь ухмыляться мне в лицо! Тысячью осколков этого зеркала должен ты валяться у меня в ногах, разбитый раскаяньем!»
И я поднял руку для удара. Тогда тот, в зеркале, тоже поднял свою — странно, он словно простер её, моля о пощаде, по крайней мере мне, в моём воспаленном состоянии, так показалось.
Внезапно глубокое сострадание к этому несчастному охватило меня, и я сказал: «Джон, если ты, свинья, ещё заслуживаешь, чтобы тебя так именовали, заклинаю колодцем Святого Патрика, приди в себя! Если тебе ещё дорога моя дружба, ты должен стать лучше — должен воскреснуть в духе! Восстань же, проклятый забулдыга!..»
И вдруг отражение в зеркале в самом деле расправило плечи, приосанилось, в его облике появилось даже что-то похожее на достоинство; любому, в том числе и мне, будь я в здравом уме, сразу бы стало ясно, что это обман зрения, однако под влиянием винных паров я принял внезапную перемену в двойнике за
