уповаете на жизнь бесконечную, а это нечто совсем иное!.. Но лучше не спрашивайте, всё равно, до тех пор пока сами не приобщитесь вечности, ответов не поймёте, даже если вам и ответят. Понять можно лишь то, что в состоянии вместить наше сознание, то, что в нем уже присутствует в виде некой матрицы. Иными словами, принять что бы то ни было можно лишь при наличии соответствующего хватательного органа. Ну а вопросы ничего прибавить не могут, богаче от них не станешь. Кроме того, вы их, как мне кажется, не совсем правильно формулируете, ведь всё, что вас тревожит, сводится к следующему: вам просто не дает покоя мысль, как, каким образом и почему вы общаетесь с призраками! — При этом он покосился в сторону окна и сделал над письменным столом резкое круговое движение рукой. Густое облако пыли взметнулось под потолок, и на меня дохнуло таким кладбищенским запустением, что мне даже послышалось карканье застигнутого врасплох воронья и истошные крики сов.
— Да, да, так оно и — есть, — вскочил я, — вы совершенно правы, Липотин: я общаюсь с привидениями… В общем: ежедневно… здесь… в том самом кресле, в котором вы сейчас сидите… вижу… образ… я вижу… княгиню!.. Она приходит ко мне! В любое время дня и ночи… и преследует меня своими глазами, своим телом, всем… всем своим существом, от которого нет спасения. Она ловит меня — хладнокровно, неумолимо, расчётливо, как тысячи пауков в этом забытом Богом и людьми доме ловят мух в свою ажурную, искусно сотканную паутину… Помогите мне, Липотин! Помогите мне, помогите, чтобы я… чтобы я не…
Это неожиданное для меня самого словоизвержение, казалось, прорвало во мне какую-то дамбу; почти не соображая, что делаю, я упал перед Липотиным, как перед сказочным волшебником, на колени и поднял на него затуманенный слезами взгляд.
Он медленно приподнял левое веко и так глубоко затянулся своей сигаретой, что снова послышался отвратительный присвист. Табачный дым окутал его лицо, и сквозь него он вкрадчиво прохрипел:
— Ваш покорный слуга, почтеннейший, ведь… — его испытующий взгляд царапнул меня, — ведь кинжал по-прежнему у вас, не так ли?..
Я хватаю со стола тульский ларец и поспешно нащупываю потайную пружинку.
— Так, так! — бормочет Липотин и покровительственно ухмыляется. — Отлично! В вашем лице реликвия Хоэла Дата обрела своего настоящего наследника. Храните её как зеницу ока. И вот вам мой дружеский совет: подыщите для кинжала какой-нибудь другой тайник! Сдается мне, вам и самому уже не раз бросалось в глаза поразительное сходство — можно было бы даже сказать: родственность! — этого миниатюрного азиатского саркофага с земной оболочкой Асайи Шотокалунгиной, моей прежней, высокочтимой хозяйки. А смешивать символы не рекомендуется, можно легко перепутать и те силы, которые стоят за ними. Такая смесь взрывается при малейшей детонации.
Грозовые всполохи каких-то полупрозрений сверкнули в моей душе. Я так порывисто выхватил кинжал из серебряного ковчежца, словно самого себя освобождал от тех филигранно сработанных чар, которыми был окован на протяжении стольких дней, недель… а может, и лет… А ведь и в самом деле было бы, наверное, совсем неплохо — взять да и пронзить магическим клинком сидящий предо мной фантом! Но Липотин с таким надменным недоумением вскинул брови, что вся моя решимость сразу куда-то улетучилась.
— В магии мы все, мой покровитель, не более чем жалкие дилетанты, постигающие лишь самые азы, — поддразнивал меня Липотин и так старательно хохотнул, что в горле снова зловеще засвистело. — Подобно неопытным скалолазам, которые за всем своим технически сложным, громоздким снаряжением и детально разработанным, продуманным вплоть до каждого шага маршрутом подчас забывают о такой элементарной вещи, как прогноз погоды, я уж не говорю — о цели своего восхождения, мы то судорожно цепляемся за внешний ритуал, то легкомысленно пренебрегаем им; а ведь в магии речь идёт не о покорении какой-то одной недоступной вершины — это дело фанатичных аскетов! — но о свободном, без этих чудовищных и нелепых «аппаратов тяжелее воздуха», парении над миром и человечеством, когда маг в мгновение ока облетает весь земной шар, погружается в глубины океанов, возносится к звёздам…
Но у меня из головы не шли мои собственные проблемы, и я перебил антиквара:
— Только вы можете мне помочь, Липотин. Знайте же: всеми силами моей души взывал я к Яне. Но она не приходила! Вместо неё стала являться княгиня!
— Естественно, ничего другого и быть не могло, — невозмутимо буркнул Липотин. — Кто первым откликается на крик о помощи? Наши близкие, не так ли? В конце концов, своя рубашка ближе к телу… А что может быть ближе того, что живет в нас? Потому-то княгиня и является вам!
— Но я не хочу её видеть!
— Ну и что! Она чувствует эротический импульс в вашей крови, слышит далёкое эхо страсти в вашем голосе.
— Боже Всемогущий, но я же её ненавижу!
— Ненависть — это её любимое лакомство.
— Я проклинаю это исчадие ада всеми силами преисподней, истинной её родины! Ненавижу, ненавижу! Я бы задушил, растерзал её на части, если бы только мог, если бы только знал как…
— Неужели вы не понимаете, что ядовитые языки того страшного пламени, которое вы называете «ненавистью», только доставляют ей наслаждение, доводя до экстаза, и чем яростнее они жалят, тем исступленней становится оргия чёрного Эроса? Магическая пиромагия своего рода, почтеннейший!..
— Вы полагаете, Липотин, что я втайне люблю княгиню?
— Любите?.. Вы её уже ненавидите! А это, как утверждают в один голос ученые, высочайшая степень магнетизма. Или симпатии, если вам так больше нравится…
— Яна! — тоскливо вскрикиваю я.
— Опасный призыв! — предостерегающе останавливает меня Липотин. — Княгиня непременно перехватит его! Дело в том, почтеннейший, что женская составляющая мужской эротической энергии зовется «Ян». И призывать на помощь её — все равно что усесться на бочку с пироксилином. Конечно, это будет понадёжней любой брони, тут уж гарантия стопроцентная — ни один злоумышленник к вам на пушечный выстрел не подойдет, но и риск велик. Чуть что — огненная вспышка, и поминай как звали!..
От полной безнадёжности у меня даже в глазах зарябило. Я схватил Липотина за руку:
— Помогите же мне, старый друг! Вы должны мне помочь!
Липотин косится на лежащий между нами кинжал и неуверенно бормочет:
— Ничего не поделаешь, придётся.
Какое-то недоброе предчувствие заставляет меня придвинуть оружие к себе и время от времени поглядывать на него краем глаза. Липотин сделал вид, что ничего не заметил, неторопливо закурил новую сигарету и, когда завеса табачного дыма скрыла его лицо, проскрипел:
— Вы имеете какое-нибудь представление о тибетской эротической магии?
— Да, небольшое.
— В таком случае вам, наверное, известно, что трансформация сексуальной энергии человеческого полового инстинкта в магическую энергию осуществляется посредством специальной техники, которая называется «вайроли-тантра»!
«Вайроли-тантра»! — эхом откликается во мне. В какой-то редкой книге я действительно что-то читал об этой таинственной практике; ничего определенного, конечно, не помню, но всё равно термин этот ассоциируется у меня с чем-то тёмным, противоестественным, идущим наперекор человеческой природе. Видно, не зря секрет этой традиционной техники так строго охраняется посвященными в тантрические мистерии.
— Ритуальный экзорцизм? — словно в забытьи спросил я.
Липотин недоуменно качнул головой:
— Вы ещё скажите: искусственная стерилизация! Изгонять пол?.. Что же, тогда останется от человека? Ничего, ровным счетом ничего, даже благостного облика аскета-великомученика, причисленного церковью к «лику святых». Стихию истребить нельзя! И совершенно бессмысленно пытаться избавиться от княгини.
— Липотин, мне иногда кажется, что это вовсе не княгиня. Это…
От звука липотинского голоса у меня даже зубы заныли, такое впечатление, словно кто-то ногтем царапал по стеклу.
— Вы думаете, это — Исаис Понтийская?! Ну что ж, неплохо! Очень неплохо, мой новоявленный Вильгельм Телль, почти в яблочко!
