Саша Майская
Спасай и женись
Пролог
Сшибка была короткой и молниеносной. Особняк красного кирпича печально крякнул — и покривился на левый бок. Справа из него вырвались языки пламени. Жора яростно выругался и рванул через забор. Да, динамиту он явно переборщил…
В дыму и чаду ничего не было видно, но где-то на краю пожара и кошмара тихо и заунывно плакал маленький котенок. Плакал так горько, что сердце разрывалось.
Жора летел по горящим ошметкам, минуту назад бывшим лестницей на второй этаж. Вокруг — то есть ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО вокруг грохотали тяжелые ботинки милицейского спецназа. Их тут было много, ребят из отряда «Сапсан», молодых и здоровых обалдуев, не один уже раз в жизни лазивших на рожон и ничего особенного в этом не видевших.
А вот Жора — Георгий Степанович Волков — пер вперед с тоскливым ощущением усталости от всего этого безобразия. От огня, от выстрелов, от стремительной неотвратимости милицейского спецназа и более всего — от плача котенка.
Георгию Степановичу было двадцать восемь лет, и он очень хотел на пенсию.
Впрочем, в данный конкретный момент это желание было совершенно неосуществимо, и потому Жора пронесся сквозь огонь, быстро сориентировался в густом дыму, с размаху вышиб здоровенную и весело полыхавшую дверь — вместе с куском стены — и ворвался в какую-то комнату, об убранстве которой так и остался в неведении, здесь тоже все заволокло дымом.
Именно тут он ее и нашел. Девочку лет десяти, чумазую, зареванную и пищащую, как котенок. Жора подхватил малявку на руки, сдернул с головы черную шапочку с прорезями для глаз, прижал к-носу и рту девочки. Она отчаянно забрыкалась, и Жора рявкнул, едва не упустив добычу из рук:
— Тихо, мелочь! Сейчас будем пробираться на воздух. Сопи в тряпочку и не бойся.
Обратно выбираться было сложнее, но он справился, хотя остатки лестницы развалились на середине пути, а по башке ему въехала какая-то пролетавшая мимо балка. Жора перенес это стоически и вынырнул из огненного дома аккурат в тот критический миг, когда позади с грохотом обрушились перекрытия.
Потом к нему подбежали, выхватили из рук девочку, куда-то понесли, и какая-то женщина все кричала «Лиза! Лизочка! Девочка моя!», а Жора отошел подальше от дома, сел на травку и осторожно потер голову. Глаза слезились, а в ушах стоял мерный и ровный гул, ясно свидетельствующий о сотрясении мозга и легкой контузии, которая сама по себе ерунда, но если учесть, что за последние годы Жора получал ее раз двадцать, то…
А еще потом по траве прошелестели легкие шаги, и в поле Жориного зрения возникли тощие и грязные коленки толщиной с Жорин большой палец. Жора задумчиво смотрел на коленки и думал о том, что на пенсию хочется все сильнее. На его плечо вдруг легла детская ладошка, Жора поднял глаза и увидел ту, из-за которой все сегодня и творилось…
Маленькая светловолосая девочка, вся в саже, растрепанная и зареванная, стояла перед ним, шмыгая носом. У нее были огромные зеленые глазищи, крошечный (и очень сопливый) нос и нахмуренные бровки. Смешная такая пигалица, ростом ему по колено, ежели встать, но вставать совершенно не хочется, а хочется на пенсию…
— Это ты меня спас?
— Я.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
— Тебе больно?
— Чего? Да нет, нормально.
— Больно, я же вижу. У тебя кровь на голове. Счас тебя полечат.
— Конечно. Вон докторов сколько. Как это они тебя отпустили?
— А я не спрашивалась. Пошла — и все.
В этот момент от «скорых» с диким воплем к ним метнулась молодая светловолосая женщина.
— Лиза! Куда ты опять пропала?! Ой, господи, спасибо вам, спасибо огромное, ведь вы же… Игорь! Игорь, иди сюда! Тут тот самый милиционер, который вынес Лизу! И ему нужно врача! У него кровь…
Жора прикрыл глаза. Приятная женщина, но очень громкая.
Потом рядом нарисовался мужик в хорошем костюме и очках. Он внимательно и строго посмотрел на Жору и тихо произнес:
— Если вам когда-нибудь что-нибудь понадобится — просто позвоните. Вот моя визитка. Я ваш должник.
Жора кивнул, отчего в голове что-то щелкнуло, и мир поехал куда-то вправо и вверх. Жора Волков, капитан спецназа, мягко повалился на обгоревшую траву и закрыл глаза.
Игорь Васильевич Волынский, президент холдинга «Мегабанк», повелительно махнул рукой врачам, потом повернулся и стремительно зашагал к бронированному «мерседесу», на заднем сиденье которого уже сидели его жена Наташа и дочь Лиза. Игорь Васильевич сел рядом с ними, тронул шофера за плечо, откинулся назад, аккуратно снял очки — и зарыдал страшным сухим плачем, которого не мог позволить себе целых четыре дня, пока его дочь Лизу держали в заложниках, ожидая выкупа в тридцать тысяч нерусских денег.
Теперь все было кончено, и Игорь Васильевич мог позволить себе сорваться.
Лиза тем временем залезла на сиденье с ногами и смотрела в заднее стекло, наблюдая, как носилки с Жорой Волковым уносят к «скорой». Потом девочка села обратно, почесав нос и спросила:
— Пап, я принцесса?
— Девочка моя… Да. Ты — принцесса.
— И он меня спас?
— Тебя спасли эти замечательные, смелые люди, а тот капитан… Волков его фамилия… он вынес тебя на руках из горящего дома.
Лиза Волынская удовлетворенно кивнула и откинулась на мягкие подушки.
— Тогда все в порядке, пап. Я — принцесса, он меня спас, значит, я выйду за него замуж. Потом. Когда мне уже можно будет жениться.
Отец молча прижал ее к себе и закрыл глаза.
После выписки из госпиталя Жору отправили на медкомиссию и признали негодным к строевой. Мечта о пенсии неожиданно стала реальностью и, как это и бывает, сразу потеряла практически всякую привлекательность. Полгода Жора промыкался без работы, пока не наткнулся на визитку Волынского.
Просить Жора сроду не умел, но в данном случае речь шла не о деньгах, а о работе, и после недолгого (трое суток) раздумья все же позвонил. Еще через неделю он заступил на новое место работы — в качестве личного телохранителя семьи Игоря Волынского. С тех пор прошло восемь лет…
1
Она сидела на стуле посреди комнаты, связанная по рукам и ногам, а откуда-то снизу доносились вопли и скрежет ломающихся костей и челюстей. Потом наступила тишина, и в комнате появился Он. Сильные пальцы пробежались по спине Лизы, распутывая веревку. Одним движением он поднял ее со стула и поставил перед собой, пытливо вглядываясь в ее личико, пылающее отнюдь не от страха.
Она пожирала глазами это лицо, такое знакомое и такое недоступное. Серые глаза, густые, вечно
