попытки выяснить, что это за мужик пристает к Ольгунчику, Романоид светился доброй улыбкой, остальные посетители бара со сдержанным, но искренним интересом ждали продолжения скандала, и в этой тишине Кирилл молча взял Ольгу за руку и повел танцевать.
Она понимала, что бессильна перед этим смертоносным обаянием, но молчать не могла.
— Это еще что такое? Что за представления ты устраиваешь, Кирилл?
— А что случилось, солнышко?
— Ты переигрываешь. Совершенно незачем устраивать такие скандалы. Твоего галантного ухаживания было вполне достаточно для выполнения контракта… А теперь все подумают…
— Да, но это к лучшему, поверь. Твой, Леля, круг общения несколько сузится после сегодняшнего концерта, это вполне возможно. Но разве ты что-нибудь потеряешь, Леля? Очень ли ты будешь страдать, если этот не слишком трезвый пожилой юноша больше не будет ухаживать за тобой? Нехорошо ведь ухаживать за приличной замужней женщиной, потому что приличные замужние женщины…
Ольга немедленно разозлилась и уже набрала воздуха в грудь, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но в этот момент сильные руки просто приподняли ее над полом — и Кирилл, прижимая ее груди, продолжил танец, как ни в чем не бывало.
— Немедленно поставь меня на место, ты…
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, Лелечка моя драгоценная!
— Ты тоже, но я не хочу…
— Мало ли, чего ты не хочешь.
— Ты ведешь себя так, как будто мы действительно женаты…
— Мы почти женаты.
— Да-а? И это говорит тот, кто очень скоро распрощается со мной, получив гонорар?
— Ты понятия не имеешь, мадам Ланская, чего мне это будет стоить. Но ведь это именно то, что ты хотела… Разве не так?
— Да, я именно этого и хотела!
— Вот-вот. А я оказался дураком. Полным идиотом.
— Не люблю идиотов. Когда мы разводимся?
— Никогда! Мы еще не поженились.
Он поставил ее на пол и заглянул в глаза. Ольга немедленно ощутила уже знакомую слабость в коленях.
— Я уже скучаю по тебе, Лелька…
— Я тебе не верю!
— А я тебе докажу!
Поцелуй был долгим, ужасно долгим, но Ольга не замечала времени. Все ее чувства расплавились в горниле страсти и так и не утоленной нежности, мир вокруг расплылся и превратился в ничто, в розовый туман… Остались только жадные губы да сильные руки, обнимающие ее так трепетно, словно она — хрупкая фея.
Она с трудом заставила себя отстраниться.
— Ты думаешь, этого достаточно, чтобы заставить меня поверить в твою сказочку?
— Леля, я очень изменился. Эти семь дней изменили меня. Я думал… все это время я думал о тебе, и вот теперь я знаю…
— Да? И что же?
— Я знаю, когда я влюбился в тебя.
— Что… Что ты сказал, Кирилл Сергеевич?
— Я влюбился в тебя в тот самый миг, когда увидел впервые… Ты была такая миленькая: лохматая, помятая и беззащитная…
— Кирилл, знаешь…
— Что, драгоценная?
— Ничего. Чихать я хотела на твои подначки. Я просто хочу услышать еще раз — что ты сделал, когда увидел меня впервые?
— Влюбился.
— Громче.
— Я влюбился в тебя!
— Еще громче.
— Я! В тебя!! Влюбился!!!
Ольга удовлетворенно кивнула. Это прозвучало очень громко. Тем более что вокруг почему-то царила полная тишина. Даже музыка куда-то подевалась. Но Ольге некогда было выяснять, в чем там дело…
Теперь они целовались еще дольше, и Ольга больше не сдерживала себя, совершенно забыв, что они здесь не одни. Прервало их тактичное покашливание Романоида.
— Прошу прощения…
— О господи, Ромка…
— Лелечка, не смущайся. По-моему, нет ничего такого в том, что ты целуешься со мной, своим будущим мужем. Не так ли, Роман Ефремыч?
— О чем речь, Кирилл! Я в восторге, что вы так влюблены друг в друга, но… дело в том, что музыка закончилась пять минут назад и посреди танцпола стоите только вы двое… Я подумал, что, наверное, должен вам об этом сообщить.
Ольга Ланская закрыла лицо растопыренными пальцами, а Кирилл расхохотался и подхватил ее на руки. Затем он повернулся к Роману и серьезно отвесил ему полупоклон — все еще держа Ольгу на руках.
— Мы тебе, Рома, очень благодарны. Просто мы очень соскучились друг по другу. Такое бывает. Понимаешь, мы с Лелей очень давно не виделись….
— Это шутка?
— Когда дело идет о любви, я серьезен, как папский нунций. А теперь вы извините нас, судари… и сударыни, но нам с Лелей нужно идти. Мы спешим.
И он театрально раскланялся перед молчаливыми зрителями. Кто знает, о чем они сейчас молчали… Наверное, каждый о своем…
Ольга тихо откликнулась, пряча лицо на его груди:
— И куда это мы, интересно, спешим?
— А ты предпочла бы продолжать наш увлекательный разговор здесь?
— А я не заметила, что мы разговаривали!
— Вот именно. Поэтому я и предлагаю переместиться в более уединенное место. Что ты предпочитаешь? Корма? Трюм? Каюта наша тебе подойдет?
— Уточни, будь так добр, зачем мы туда, как ты только что оповестил общество, спешим? Поговорить?
— Заняться любовью.
— Так что же мы стоим! Вперед! Нет, стой.
— Ну уж! Вперед — значит, вперед!
Холодные шелковые простыни траурного цвета не остужали жара их тел. Ольгу словно свело судорогой — напряжение было почти невыносимым. Она, почти не осознавая, что делает, рванула на груди тонкую ткань блузки. Кирилл осторожно придержал ее нетерпеливые руки и лег рядом, продолжая целовать и ласкать ее. Он просунул одну ногу между ее судорожно сведенных бедер, и она вновь восторженно ужаснулась тому, как он возбужден, и тихо засмеялась.
Сильные пальцы бережно избавили ее от растерзанной блузки, а затем легко коснулись напряженных, почти окаменевших сосков… От боли она чуть не закричала, потому что не ожидала, что ее тело так сильно возбуждено и напряжено. Уже в следующий миг губы Кирилла обхватили сначала один сосок, потом другой, горячий язык ласкал гладкую и нежную кожу, и Ольга выгнулась, словно лук в руках лучника, шепча его имя, плача от счастья и желая только одного — быть с ним, до конца, до предела раствориться в нем, а то, что завтра утром ее персональная сказка закончится, не имеет значения.
