Лондон и Москва
Каковы были англо-советские отношения на протяжении тех 13 месяцев, которые отделяли приход к власти Черчилля от нападения Германии на СССР (с 10 мая 1940 г., до 22 июня 1941 г.)?
Еще 27 марта 1940 г., т.е. до образования правительства Черчилля, я по поручению Советского правительства предложил Галифаксу начать переговоры о торговых отношениях между нашими странами. В течение последующих полутора месяцев Лондон и Москва обменивались дипломатическими документами, которые, однако, не двигали дело вперед. Причина была проста, Англия стремилась в той или иной форме установить свой контроль над советской внешней торговлей. Разумеется, СССР не мог допустить такого вмешательства в свои внутренние дела со стороны иностранной державы, и в результате никакого соглашения по вопросам торговли между Лондоном и Москвой произойти не могло.
Одним из первых актов правительства Черчилля было заявление о желании улучшить англо- советские отношения. 20 мая Галифакс неожиданно пригласил меня к себе вечером, что было необычно. Я невольно подумал: «Что бы это могло означать?»
Когда я вошел в кабинет министра иностранных дел, он с явным волнением сообщил мне, что только что произошло заседание правительства, на котором было признано нецелесообразным продолжать обсуждение вопроса о торговых отношениях между двумя странами с помощью меморандумов и контрмеморандумов, и что британское правительство решило послать в Москву вернувшегося из заграничной командировки Стаффорда Криппса в качестве «посла со специальной миссией» для урегулирования этого вопроса путем непосредственных переговоров с Советским правительством. Галифакс просил меня в самом срочном порядке оформить поездку Криппса в СССР.
В душе я был обрадован выбором Криппса для указанных целей, ибо знал о его стремлении способствовать англо-советскому сотрудничеству, однако не показал виду и сохранил на лице выражение полного дипломатического хладнокровия. Вернувшись в посольство, немедленно телеграфировал в Москву о демарше Галифакса.
Тем временем события на Западе развивались с головокружительной быстротой. Немцы, прорвав 14 мая французский фронт под Седаном, быстро неслись на танках и бронемашинах к Атлантическому океану. В Париже было смятение, и крах правительства Рейно становился все более несомненным. Франция явно шла к катастрофе. Связь между Лондоном и Парижем делалась все более ненадежной. В такой обстановке Батлер 24 мая вечером позвонил мне и сообщил, что Форин оффис решил, пока авиалиния Лондон — Париж — Рим еще действует, 25 мая отправить Криппса в Афины с тем, чтобы он там дожидался окончания переговоров между британским и Советским правительствами о его визите в Москву. Если упустить ближайшие несколько дней, может статься, что Криппсу вообще не удастся в скором времени попасть в СССР. План Форин оффис был немедленно приведен в исполнение, и Криппс на некоторое время обосновался в греческой столице.
26 мая пришел ответ из Москвы: Советское правительство заявляло, что готово принять Криппса, но не в качестве «посла со специальной миссией» для обсуждения проблем англо-советской торговли, а в качестве регулярного «посла Его Величества» (английский посол в Москве Сиидс в начале января 1940 г. демонстративно уехал в «отпуск» на родину, и неизвестно было, вернется ли он вообще в СССР). Галифаксу наша позиция очень не понравилась, он предлагал разные компромиссы, но в конце концов вынужден был уступить.
В первых числах июня статус Криппса как регулярного посла британского правительства был согласован, но тут возник другой вопрос: как доставить Криппсу ставшие теперь необходимыми верительные грамоты, ибо к этому моменту немцы уже начали наступление на Париж, и авиалиния, которой за десять дней перед тем воспользовался Криппс, перестала действовать. Оставался еще путь в Афины через Америку или Балканы, но он был очень сложен, а время не ждало, и Криппсу надо было стать британским послом в Москве немедленно. Как же быть?
Батлер долго ломал голову над этой проблемой и наконец поделился со мной своими затруднениями.
— Ничего не может быть легче, — успокоил я его, — пошлите верительные грамоты по телеграфу.
— А ваше правительство, — опасливо спросил Батлер, — примет телеграфные верительные грамоты? Я рассмеялся и ответил:
— Конечно, примет! Можете на этот счет не беспокоиться.
На лице Батлера проступило выражение колебания. Что-то его продолжало смущать, но что именно, он не говорил. Потом он осторожно произнес:
— Я должен посоветоваться с моими экспертами. Из глубин Форин оффис появился какой-то седовласый муж весьма почтенного вида, и Батлер рассказал ему, в чем дело,
— Нет, это невозможно! — категорически отрезал эксперт.
— Но почему? — с недоумением спросил я.
— За всю почти двухсотлетнюю историю Форин оффис, — безапелляционно разъяснял эксперт, — не было прецедента, чтобы подпись короля передавалась по телеграфу (британские верительные грамоты подписываются королем).
— Вот видите, — многозначительно заметил Батлер.
— Ваш аргумент, — обратился я к эксперту, — меня ничуть не убеждает… Пусть в истории Форин оффис такого случая не бывало, но ведь в истории человечества не бывало и такой войны, как нынешняя. Надо идти в ногу со временем, и вы, англичане, иногда это умеете делать… Вот пример: раньше здание парламента освещалось свечами, а сейчас в нем горят электрические лампочки… Следуйте примеру парламента и отправьте верительные грамоты Криппсу по телеграфу.
Эксперт, однако, оказался большим упрямцем, а Батлер молчал и с почтением посматривал на эксперта. Это была еще одна иллюстрация на тему о взаимоотношениях между английскими парламентариями и чиновничьим аппаратом. Внутренне я смеялся, но надо было все-таки находить какой-то практический выход из положения. Тогда я предложил:
— Изготовьте верительные грамоты Криппсу, официально пришлите их мне в советское посольство, я так же официально уведомлю вас об их получении, а затем уже сам я передам содержание верительных грамот в Москву по телеграфу. Оригинал же отправлю в Народный комиссариат иностранных дел, когда представится оказия.
Лица моих собеседников внезапно просветлели, а Батлер воскликнул:
— Вот и прекрасно: мы действительно так и сделаем!
В результате Криппс спустя несколько дней стал британским послом в Москве и 1 июля был принят Сталиным, которому он передал личное письмо Черчилля. В своем письме британский премьер говорил (как современно это звучит!), что, несмотря на всю разницу систем, господствующих в Англии и СССР, отношения между ними в области международных проблем могут быть «гармоничными и взаимно выгодными» и что Англия твердо решила бороться против гегемонии Германии, которая угрожает Европе.
Несмотря, однако, на эти ободряющие слова, «гармоничных и взаимовыгодных» отношений никак не получалось, ибо мировая, а особенно европейская обстановка тогда была полна таких сложностей и противоречий, что делала очень трудной не только серьезное улучшение, но даже простую нормализацию политических и экономических контактов между обеими странами. Для того чтобы дать некоторое представление о характере имевшихся трудностей, приведу только один пример.
Как известно, летом 1940 г. Эстония, Латвия и Литва вошли в состав СССР. 15 августа того же года я посетил Галифакса и от имени Советского правительства просил его принять меры к ликвидации британских миссий и консульств, существовавших раньше в Прибалтике, а также к упразднению бывших прибалтийских дипломатических представительств в Англии. Галифакс уклонился от прямого ответа на мой демарш и вместо этого пустился в длинные рассуждения на тему о том, как следует квалифицировать действия СССР в отношении прибалтийских государств: агрессия это или не агрессия? В итоге Галифакс приходил к выводу, что действия СССР приходится рассматривать как агрессию со всеми вытекающими отсюда выводами.
Слушая британского министра иностранных дел, я думал — как лучше всего реагировать на его аргументацию. Разумеется, я легко мог бы облечь свой ответ в столь разумные и привычные для нас
