Кто постарался, чтобы она узнала? Сейчас-то уже очевидно, что она знала и переиграла его!
Попадись ему в руки этот доносчик, мокрого места от него не останется. Выражение ее лица, когда она показывала ему, как пользоваться плитой, снова, поддразнивая, всплыло перед ним.
И подумать только, он чувствовал себя виноватым за то, что собирался сделать с ней. Сейчас он не испытывал бы вины, даже если бы собственными руками скрутил ее очаровательную шейку!
Глаза его сузились, ногти впились в ладонь, он смотрел в непроницаемый туман и бормотал:
— Ну, Лейси Феррис, попадешься ты мне!
Люди не разыгрывали с Митчем Да Сильвой такие шутки. Не разыгрывали, если дорожили собственной шкурой.
Митч Да Сильва не привык смирять свою ярость и тем более не умел этого делать с приятной улыбкой. Главное, что его отличало, — это упорство в осуществлении своих планов и чувство собственного достоинства. Человек дела, он не умел отдыхать просто ради отдыха.
Хотя он и любил расслабиться, но только так, чтобы отдых был активным. И еще он любил сам распоряжаться собой и своим временем. Терпеть не мог, когда правила игры навязывал ему кто-то другой. Мысль о том, что по воле Лейси Феррис он проведет на острове Гнездо Буревестника целую неделю, доводила его до исступления.
Он обрушил свою ярость на рубку дров.
Недавний шторм повалил недалеко от дома несколько дряхлых деревьев. Избавленный от необходимости разряжать свою злость на здоровом дереве, он стал рубить поваленные. Чурбаки должны были подходить по размеру для плиты. Разделка чурбака на поленья всякий раз символизировала отсекновение головы Лейси Феррис.
Он махал топором, рубил и колол. Он взмок и чуть ли не дымился от пота. Ладони покрылись волдырями от топорища, скользившего в руках. Время от времени неодолимая сила тянула его на вершину холма, и он в очередной раз изучал бухту, где совсем недавно стояла «Эсперанса».
Но «Эсперансы» там не было. Только туман. Сначала он поднялся, а потом снова опустился на бухту и, словно одеялом, накрыл остров влажными хлопьями.
Он хмурился, и возвращался к бревну, и принимался колоть с обновленной яростью. Колол, не замечая, что густой туман так пропитал его рубашку, что она прилипла к спине, что волдыри на ладонях уже стали кровавыми. То и дело отбрасывая с глаз вьющуюся прядь, взмахивал топором и с остервенением опускал его на бревно.
Утро перешло в полдень, но ничего не изменилось. Ни погода, ни настроение Митча не улучшались.
Зато, к его удивлению, появилась Лейси Феррис.
В тот момент, когда он опустил топор на последний чурбак, какая-то веточка чуть запоздалым эхом треснула за его спиной. Он оглянулся... и вытаращил глаза.
Лейси стояла совсем близко, на склоне противоположного холма. Митч ждал, что она начнет с триумфом хлопать в ладоши или покажет ему нос.
Но ничего такого она не сделала. Просто стояла с мокрым и грязным Джетро на руках. Румяное ее лицо так побледнело, что веснушки были видны даже на расстоянии десяти ярдов. Непослушные мокрые локоны облепили голову.
Вид у нее был осунувшийся и какой-то побитый. Митч испытал чувство примитивного удовлетворения: именно такой он хотел бы ее видеть.
Вот так-то. Пусть знает свое место, нечего гонор проявлять. Очевидно, она одумалась. Лучше поздно, чем никогда.
Он ждал, что она заговорит. Но Лейси, даже не взглянув на него, опустила кота на землю, сбежала с холма и, проскользнув мимо него, поднялась по ступенькам и вошла в дом. Дверь с грохотом закрылась за ней.
Митч с раздражением смотрел ей вслед. Значит, он даже не услышит извинений? Он воткнул топор в недоколотое бревно и, последовав за ней, рывком распахнул дверь дома.
Она стояла лицом к огню, спиной к нему, ссутулившись, стуча зубами и потирая руки. Он понял, что она пытается согреться.
— Приятное было плавание? — Он даже и не старался скрыть своего сарказма. Черт подери, она заслуживает гораздо большего.
На ответ он не рассчитывал. Но Лейси медленно обернулась и бросила через плечо:
— Бывали и лучше.
Она подошла ближе к огню и снова уставилась на пламя. Митч раздраженно сказал ей в спину:
— По крайней мере у вас хватило ума вернуться. Где вас носило? Что за дурацкую игру вы затеяли? Что за надувательство?
Спина ее вздрогнула, она резко повернулась к нему.
— Мне? Мне взбрело в голову надувательство?!
Лейси не могла поверить своим ушам. Проклятие, из-за его подлой сделки она чуть не утонула, а он стоит и смотрит на нее так, будто воображает себя рыцарем без страха и упрека.
— Святая невинность! А как насчет фала? Ох, черт, — передразнила она его интонации. — Вроде бы я упустил фал, чтобы он взлетел на верхушку мачты. Думаю, нам придется остаться здесь на ночь.
— Фал и вправду был на верхушке мачты, — после секундного замешательства подтвердил он.
— Привязанный к леске.
— Ну и что? — Он помрачнел и сунул кулаки в карманы.
— А то, что не говорите мне о надувательстве, Митчелл Да Сильва. Я знаю о вашем подлом надувательстве. Вашем и дяди Уоррена!
— Моем и Уоррена? — Он вытаращил глаза.
— Я была в тот вечер в доме. Я все слышала! И видела вас, слышала, как вы обговариваете свой коварный мелкий заговор. В тот вечер. В библиотеке.
Он нахмурился, но не стал отрицать.
— Вы были там? Где?
— В холле, — раздраженно буркнула Лейси. — Подслушивала через замочную скважину.
— Шпионили. — Митч надменно улыбнулся.
— Защищала себя! Я знала, что дядя Уоррен что-то задумал. Только не знала, что. Но никогда не думала, что он дойдет до похищения.
— Это не похищение.
— Объясните это полиции.
— Ох, ради Бога. Только ради чего вмешивать сюда полицию? Ради того, что дядя решил защитить вас?
— Защитить меня, бросив на острове? — Теперь уже Лейси вытаращила на него глаза.
— Он заботится о вас. Не хочет, чтобы вы связались с человеком, у которого дурная слава.
— Интересно, что бы он ответил, если бы узнал, кто этот человек с дурной славой.
— У вас, надо полагать, не дурная слава? — Она высокомерно оглядела его. Принадлежа к семье Феррис, она имела право высокомерно смотреть на мир и наконец-то решила им воспользоваться — вполне, надо сказать, к месту.
Лейси заметила, как у него сжались в карманах кулаки. На скулах вспыхнул темный румянец.
— Вы чертовски правы! У меня не дурная слава. И, клянусь, моя милая, я не женился бы на вас за все ваше состояние!
— А я бы не вышла за вас замуж, будь вы единственным на свете мужчиной!
— Тогда радуйтесь — я никогда не сделаю вам предложение! — рявкнул Митч.
— Я ликую! — огрызнулась в ответ Лейси. Они стояли друг против друга, Тяжело дыша и сверкая глазами. Лейси услышала, как за ее спиной перекатились и затрещали поленья. Она повернулась к огню, предпочитая смотреть на пламя, а не на жесткое лицо Митча Да Сильвы.
— Если вы знали, — минуту спустя спросил он, — почему же поехали?
— Собиралась преподать вам урок, — буркнула Лейси.
Наступило молчание. Потом мрачный голос за ее спиной сказал:
